Вплоть до прибытия в Вашингтон вечером 7 августа, президент Трумэн, госсекретарь Бирнс и главный военный советник президента адмирал Леги продолжали работать над текстом выступления президента по радио о результатах Потсдамской конференции глав правительств союзных государств. А в ночь на 8 августа, уже находясь в Белом доме, Трумэн направил командующему стратегической авиацией генералу Спаатсу телеграмму, в которой как Верховный Главнокомандующий приказал продолжать атомные бомбардировки Японии по мере готовности смертоносного оружия.
Стремясь во что бы то ни стало выполнить приказ президента США, авиационное командование не посчиталось даже с тем, что у «Летающей крепости» со второй атомной бомбой, «толстяком», обнаружилась неисправность в бортовой электросистеме, а погода в последние дни первой декады августа не благоприятствовала прицельному визуальному бомбометанию. Заместитель военного руководителя «Манхэттенского проекта» генерал Фаррел, отвечающий на авиабазе Тиниана за непосредственную подготовку атомных ударов по Японии, отдал категорический приказ на вылет. Вашингтон снова замер в ожидании «хороших вестей» от генерала Спаатса.
Ранний звонок госсекретаря Бирнса 9 августа насторожил президента Трумэна. Но ничего особенного не произошло. Тот сообщил, что в американской прессе циркулируют упорные слухи о скором втором атомном ударе по Японии. Бирнс решил посоветоваться с президентом: может, госдепартаменту сделать какое-то официальное заявление по этому поводу?
Президент Трумэн, внешне сердито, хмыкнул в трубку:
— Никаких заявлений делать не надо, Джеймс. Прихватите последние телеграммы, поступившие в госдепартамент за минувшие сутки, и немедленно приезжайте ко мне. Я коротко поясню вам сложившуюся ситуацию.
В то время, когда госсекретарь дочитывал длинную телеграмму из Лондона, касающуюся перестановок в правительстве Эттли, по радио прозвучало сообщение о том, что накануне вечером Советский Союз объявил войну Японии. Тут же секретарь положил перед Бирнсом телеграмму из Москвы. Посол Гарриман сообщал из Москвы об этом долгожданном факте более подробно.
Госсекретарь суетливо проследовал в Овальный кабинет президента и, положив перед собой телеграмму посла Гарримана, негромко сказал:
— Генералиссимус Сталин в точности выполняет данные вам обещания, господин президент. Вот телеграмма из Москвы о том, что русские объявили Токио войну. Ровно через три месяца, как записано и в Ялтинском договоре.
— Значит, русские не стали ждать окончания переговоров с Чан Кайши, — рассудительно констатировал Трумэн. — Должно быть, их многочисленные войска уже ведут наступление в Северной Маньчжурии.
— Сообщений о начале боевых действий с их стороны еще не поступало, господин президент, — негромко отозвался государственный секретарь.
— Теперь и нам следует активизировать действия повсеместно. При ускоренном продвижении к южной оконечности Сахалина и вдоль Курильских островов их войска, Джеймс, вполне могут опередить нас и осуществить вторжение в метрополию. Тогда это станет серьезной претензией на совместную с русскими оккупацию собственно Японии. Да и на материке могут возникнуть непредвиденные сложности. Так что, как Верховный Главнокомандующий, я обязан поторопить генерала Макартура
[54] с наступлением.
Как бы закончив эту часть разговора, Трумэн поправил пенсне и продолжил… утреннюю дискуссию с Бирнсом:
— Какова реакция в Японии, Джеймс, на наш первый атомный удар? Он, что же, не образумил японцев?
Госсекретарь, по-видимому, еще не пережил до конца важную последнюю новость из Москвы, отозвался неуверенно и кратко, без комментариев:
— Пока едва ли стоит говорить о какой-то реакции, господин президент. Раздаются отдельные голоса, которые обвиняют нас в откровенном варварстве.
— А что же Японское правительство? С его стороны не поступало ни протестов, ни заявлений?
— Император и правительство хранят обет молчания. Я полагаю, господин президент, что ничего подобного с их стороны мы не услышим и после второго атомного удара. Они, похоже, решили скрыть от японского народа правду о жертвах в Хиросиме и не собираются сдаваться.
Президент Трумэн решительно возразил:
— Я так не думаю, Джеймс. Пессимизм с вашей стороны тут ни к чему Уничтожен целый город одним ударом! Скрыть это от народа невозможно. Родственники погибших в Хиросиме всколыхнут всю страну.
— Но у нас есть еще только одна бомба, господин президент, — не хотел соглашаться госсекретарь. — Пострадает еще один город. И все. На изготовление следующих атомных зарядов потребуются месяцы. Большой перерыв только вдохновит японцев к стойкости. Если выступит с призывом император, они будут сражаться до последнего человека, до конца. Это свойственно их нации.
— Это будет уже не та стойкость, Джеймс, — Трумэн был категоричен. — Наша авиация будет наращивать массированные удары по противнику Психологически это будет невыносимо. В конце концов, японцы ведь не будут знать, что несут на борту наши «Летающие крепости»?
— Вы спрашивали меня, господин президент, о реакции на атомный удар в Японии. Но в мире в целом, она отрицательная. Протесты нарастают, как снежный ком. Америка может лишиться союзников.
В голосе Трумэна зазвучала твердость:
— Будем последовательны, Джеймс. Решение по второй бомбе принято окончательно, и она непременно должна быть сброшена. Мы находимся в состоянии войны с Японией и вправе использовать любое имеющееся в нашем распоряжении оружие, чтобы принудить противника к быстрейшей безоговорочной капитуляции.
Госсекретарь Бирнс «сдался»:
— Вы Верховный Главнокомандующий, господин президент. За вами — последнее слово. Сегодня 9 августа, и вторая атомная бомба, вероятно, уже сброшена на выбранную цель.
— Да, сброшена, — согласился Трумэн. — Скоро, часа через три, мы должны получить сообщение об этом. А пока, Джеймс, подготовьте телеграмму в адрес генералиссимуса Сталина по случаю их выступления против японского агрессора. Соблюдём формальность, хотя этот ход русских, похоже, станет для нас очередной «головной болью». А посол Гарриман пусть поподробнее сообщит о своей встрече с наркомом Молотовым. Как я полагаю, она состоялась сразу после аудиенции наркома Советов с японским послом. Нарком Молотов слывет отменным мастером дипломатического протокола.
— Будет сделано, господин президент, — пообещал, расставаясь, госсекретарь Бирнс.
Далее порядок докладов повторился. В самый полдень президенту Трумэну позвонил военно-морской министр Форрестол и доложил, что вторая атомная бомба сброшена, как и намечалось, на Нагасаки. Город охвачен огнем. Его территория покрыта саваном дыма и пыли. В нём едва ли осталось что живое. Спустя десяток минут эту информацию дополнил военный министр Стимсон. Он сообщил, что самолеты 509-й авиагруппы благополучно вернулись на свою авиабазу, не встретив противодействия противника. Противовоздушная оборона Японии практически парализована. Стимсон смело высказался и по поводу ближайшей перспективы в развитии обстановки: если японский агрессор и не заявил пока что о безоговорочной капитуляции, то это дело всего лишь нескольких ближайших дней.