— Я уверена, она хочет посмеяться надо мной. Он был ее любовником, а теперь она устала от него, хочет избавиться и потому предлагает его мне… мне!
— Нет, Ваше Величество, она души в нем не чает. Скоро вы услышите из Англии, что она в полном восторге от него. Он стал графом Лестером. Во время церемонии она на глазах у всех не удержалась поласкать его шею. Неужели это говорит о том, что она устала от него?
— Да она не может быть уж такой нескромной.
— Она — самая бесцеремонная женщина в мире и самая хитрая. Поэтому она побеждает. Временами она в сомнениях, а иногда — нет, и потому непредсказуема. Под покровом фривольности она плетет великие интриги. Остерегайтесь ее, Мадам. Не дотрагивайтесь вновь до ее тщеславия, вы уже однажды сделали это, пригрозив Англии оружием. Такую ошибку надо сгладить. А потому поблагодарите ее за внимание, сделайте вид, что вы согласились на Дадлея. Играйте по ее правилам. Это будет хорошо и для Вашего Величества, и для нее.
— Давид, вы — мой мудрец. Как вы узнали, что лорд Роберт теперь граф Лестер? Откуда вам известно, что она приласкала его на церемонии?
Давид улыбнулся.
— Я принял меры предосторожности и отправил к английскому Двору моего слугу. Там он был вроде как слуга Мелвила, и никто не знал, что он работал для нас.
— Я не представляю себе, что бы я без вас делала!
— Я молюсь, Мадам, чтобы вам никогда не пришлось оказаться в такой ситуации. Ведь если мои услуги вам больше не понадобятся, мне незачем жить.
— Нельзя терять тех, кому доверяешь, — произнесла проникновенно Мария, — нельзя терять тех, кого любишь.
Несколькими днями позже она выгнала своего французского секретаря. Давид узнал, что Рауль писал доносы ее дяде, кардиналу, о делах, что были внешним интересом Франции. Этот человек оказался шпионом Гизов, по указаниям кардинала старавшимся расстроить брак с Испанией.
Мария решила, что отныне она будет доверять лишь одному человеку — Давиду Риччо.
Так Давид все более и более приближался к королеве, и некоторые при Дворе стали поговаривать, что он быстро становится главным королевским советником.
* * *
В один из редких спокойных часов Мария сидела с Флем, занимаясь вышиванием.
У Флем была замечательная возможность поговорить с Марией о деле, которое давно занимало ее. Это касалось графа Босуэла.
Флем легко увлеклась этим человеком. Что-то было в его мужественности и решительности, что очаровало ее. Она прекрасно знала, что он груб, и его надо бы остерегаться, но ничего не могла поделать с собой и просто обожала его.
Флем хотелось верить, что ее госпожа сменила гнев на милость, и, робко настаивая, стала говорить, что Босуэл получил не по заслугам.
Мария оторвалась от работы и спросила:
— Как так?
— Во-первых, этот несчастный провел четыре месяца в Эдинбургском замке. Он оказался там по обвинению человека, который, как нам известно, не совсем душевно здоров.
— Ты считаешь, действительно был заговор с целью украсть меня?
— Он существовал лишь в больном воображении Арана, а обвиненный им Босуэл, пострадал, как будто действительно был виноват.
— Так что же, он мучился там? Да он сбежал из тюрьмы!
— А почему бы и нет, Мадам, если его посадили по ошибке?
Флем засмеялась.
— Представляю его себе, взламывающего засовы и раскачивающегося на веревке у стены…
— Занятно, если он изменился… Прошло уже много времени, с тех пор как мы видели его в последний раз… Возможно, мы вообще его больше никогда не увидим.
— Он бы отдал многое, чтобы вернуться ко Двору, Мадам.
— А мы бы отдали многое, чтобы он не приближался ко Двору.
— Однако он невиновен.
— Флем! А почему ты просишь за него? Ты что, влюблена в него и неверна Мэйтленду? Ты с такой любовью говоришь об этом грубом южанине!
— Мне не хочется, чтобы говорили, что вашим именем вершится несправедливость!
— Ты слишком обременяешь себя теми, кто того не заслуживает, Флем. Подумай о том, как везет ему. Как он умудрился вернуться во Францию, ты знаешь? При помощи женщин! Одна из них — Джанет Битон, а другая — эта датчанка. Не счесть тех, кого он страстно любил всего лишь одну ночь, а потом бросал. Он сбежал в лодке, но потерпел кораблекрушение недалеко от английских берегов, не успев добраться до Франции. А вот теперь все-таки занятно, кормился ли он из рук королевы Англии? Мы знаем, он был ее заключенным. А не он ли совратил дочь своего тюремщика? Флем! Ты рискуешь своей репутацией, прося снисхождения для такого человека!
— Но, Мадам, он просит Вашей милости.
— Ах! У него есть мольба! Откуда тебе это стало известно?
— Через его дядю.
— От старого испанского развратника?
— Да, Мадам, это правда, он распутник, но в конце концов он любит своего племянника. Я думаю, мы должны вспомнить, что большую часть своей жизни Босуэл провел во дворце Бишопа, где, возможно, и научился потворствовать страстям. Мадам, у нас есть перед ним преимущество: счастливое детство. Можем ли мы винить тех, кому повезло меньше?
— Моя дорогая Флем, он позволял бушевать своим страстям, и я не сомневаюсь, что называл это счастливым детством.
— Да, но именно это сделало его таким, какой он есть.
— Это Бишоп так тебе напел, не правда ли?
— Он так говорил мне. Он говорит, что Босуэл в страшной нищете. Ему пришлось отдать под залог свои земли, чтобы выручить немного денег. Он напоминал мне, что Босуэл всегда был предан Вашему Величеству.
— Предан мне… настолько, что задумал украсть меня и насильно выдать замуж за Арана?
— Это лишь фантазии сумасшедшего, Мадам.
— Да как же мы можем быть уверены в этом, Флем, милая?
— Но в конце концов известно, что Аран сумасшедший.
— И поэтому ты считаешь, что грехи Босуэла надо забыть, и он должен быть вновь приглашен ко Двору?
— Нет, мадам, так я не считаю… но капитан нашей гвардии во Франции недавно умер, и место свободно…
— И ты считаешь, что Босуэл годится на это место?
— Но в конце концов это поможет ему хоть как-то поправить свои дела, Мадам. Состояние его финансов плачевное. Его выгнали из его собственной страны.
— Флем, милая, попросите кого-нибудь привести Давида.
Флем поднялась и призадумалась: теперь без разрешения этого Давида ничего не делается. Пьемонтец становится могущественнее моего милого лорда Мэйтленда…
Риччо явился без промедления. Как же великолепно он выглядел в эти дни! Одет он был восхитительно. Как изысканны его манеры, и до чего тонко он льстил королеве!