Между большим подъемником и кабиной; там, где он сейчас выполнит свою отвратительную работу.
– Тебе не следовало об этом говорить, – произносит он.
Его голос холодный, далекий и чужой.
– Теперь ты понимаешь?
Он переминается с ноги на ногу, взгляд устремлен на нее. Она дрожит. Ее рот открыт – пересохший, будто набитый густой кашей. И тут ее начинает тошнить. Будто приглашая исполнить какое-то нелепое танго, он обхватывает руками бесформенный ком сети с пучками водорослей, которые держат в плену ее тело, и толкает ее назад.
– НЕТ!
В это мгновение она не видит картин из детства, как это описывается в романах и фильмах… В этой мрачной октябрьской ночи нет никого, кроме нее и него. Она видит перед собой только цилиндрический силуэт спасательной лебедки – темный и угрожающий, с оранжевыми шарами буйков, прикрученными по сторонам, и завесу сети, которая еще соединяет ее с кораблем, – ватерлиния, линия жизни. Мгновением позже он толкает ее, и она отступает назад, в пустоту. Ее поглощает черная холодная вода. Она раскрывает рот, чтобы дышать, глотает воду, кашляет. Она борется, чтобы тяжесть сети не утянула вниз, но волны хлещут, накрывают ее, а затем отступают, чтобы снова пойти на приступ. Накатывает приступ паники и ужаса, она кричит, но тотчас же снова глотает воду, икает, ее желудок заполнен морской водой. Мотор меняет режим, и внезапно ее увлекает в кильватере на большой скорости, трясет, раскачивает, крутит. Руки на ощупь ищут выход между ячейками сети, ногти царапают веревки. Ее тело закоченело в холодной воде, слишком холодной. У нее начинается головокружение. Чем больше он ускоряется, тем больше она чувствует, что ее увлекает в глубину. Рядом с ней борется крупная рыба – палтус или лосось. Ее голова ныряет под волны, будто поплавок удочки, затем она выныривает и каждый раз делает глубокий жадный вдох, вбирая в себя морской воздух. Все меньше и меньше вдохов, меньше и меньше воздуха… Примерно секунду в шевелящейся соленой тьме, сознание охватывает невероятная ясность. Вся жизнь – будто вспышка, ясная и светлая.
Задолго до того, как над морем разгорается день, она уже мертва.
Ее глаза открыты, как у куклы, кожа – такая же белая и гладкая, как живот рыбы, застрявшей в ячейках сети.
По крайней мере, именно так все и должно было произойти, так мне это видится…
Часть I
1. Паром
22 октября 2013 года в 17.45 – уже почти стемнело – она сказала мне:
– Генри, я хочу сделать паузу.
Вот тогда, без сомнения, все и сработало. В конечном итоге именно такие моменты всегда и запоминаются. Они будто вехи нашего существования, будто маяки вдоль побережья. Во всяком случае, именно тогда я ее и потерял – как в прямом, так и в переносном смысле слова.
Полагаю, что начать эту историю будет логично на борту парома, не так ли? Я прожил семь лет на лесистом острове поблизости от Сиэтла. Не проходит и дня, чтобы я не думал о нем. Место? Где-то между Анакортесом на северо-западном побережье Тихого океана и Гласс-Айленд, на борту «Эльвы». Момент времени? Беспросветная ночь, полная тьмы и ярости, – настоящая штормовая ночь.
В тот вечер, я помню, холод пронизывал до костей, дождь на островах лил как из ведра, и вдали от огней парома, в черноте, было слышно, как рычит море, словно вечно голодный рассерженный зверь. Из-за адского шума восьми тысяч лошадиных сил и порывов ветра, воющего у нас в ушах, она повысила голос. Я сделал то же самое:
– ЧТО? Что ты говоришь?
Она поморгала, опустила глаза, снова подняла.
– Я знаю, мне следовало поговорить с тобой об этом гораздо раньше, но…
– О чем поговорить? – сказал я. – Наоми, о чем?
Из-за проклятого шума я тоже был вынужден кричать, чтобы меня услышали.
Паром качнуло, заставив нас почти танцевать на месте. Мы находились на нижней палубе, открытой всем ветрам, рядом с машинами, в то время как другие пассажиры уютно посиживали внутри, в тепле, на крепко закрытой палубе, рассказывая друг другу события минувшего дня.
Это Наоми настояла на том, чтобы спуститься сюда. Словно не хотела, чтобы нас видели вместе.
– Генри, я хочу, чтобы мы сделали перерыв. Паузу… На некоторое время… Чтобы во всем разобраться. Кое-что произошло. Мне нужно поразмыслить… И во всем разобраться…
– Что? Что ты такое говоришь? В чем разобраться?
Я не мог понять, какое это имеет отношение ко мне. От ветра тонкая каштановая прядь выбилась из-под капюшона. Наоми подняла глаза, ее взгляд остановился на мне.
– Генри, я обнаружила правду.
Она посмотрела на меня в упор. У Наоми были глаза цвета аметиста с оттенками незабудок и лазурита, с темным, почти черным кружком вокруг радужки, и опаловая роговица: глаза кошки.
– Какую правду? – спросил я.
У меня закружилась голова. Мир вокруг поплыл.
– Я обнаружила, кто ты такой.
Вот. Так все и началось.
Расставание – одно из тех, какие случаются миллионами каждый год в эпоху, когда все хотят счастья, но не хотят платить за это свою цену. В ту осень нам было по шестнадцать.
– Кто я? Но, послушай, о чем ты таком говоришь?
На этот раз Наоми не ответила.
– К чему все эти тайны? – спросил я. – Почему ты перестала писать мне сообщения, почему избегаешь меня? Что происходит, Нао?
Внутри все скрутилось тугим узлом. Вот уже целую неделю по утрам, едва проснувшись и созерцая пустой экран телефона, я чувствовал покалывание в сердце.
Больше нет эсэмэсок…
Всякий раз это наблюдение вызывало у меня приступ тошноты. Раньше не проходило и дня без короткого и нежного «с добрым утром». Всего три слова, каждое из которых свидетельствовало о глубине ее чувств. Нечто подобное я посылал ей каждый вечер. Перед тем как уснуть.
Вчерашнее послание было немного напыщенным. Там говорилось: «Ничто нас не разлучит. Я люблю тебя. Я буду любить тебя всегда».
Знаю, что такое разрыв.
Я видел Джоша Ландиса, очень бледного, готового расплакаться, в том захудалом пабе, когда Кейси Хиншоу объявила ему, что все кончено. Я видел Тесс Персон, отличную девушку, несколько недель пребывавшую в раздрае, когда эта сволочь Шэнна Макфадден распространил видео, где Дэнни Ловаш, бывший дружок Тесс, клянется и божится, что Тесс для него ничего не значит. Знаю, что такое разрыв.
Но не мой, не наш с Наоми.
Только не мы.
С нами такое не могло произойти. Мы – это на всю жизнь. JMNS
[2] – пока смерть не разлучит нас. Это была наша мантра.