— Какие девки, — сказал Асеев. — Кошки помойные…
— Глянь, братаны подъехали, — я кивнул на желтый «жигуль» седьмой модели, в котором было двое «квадратных». В инкубаторе их, что ли, выращивают? Почему они все похожи друг на друга?
— Может, РУБОП? — приценился Арнольд. Отличить борца с оргпреступностью от самого оргпреступника порой весьма нелегко.
— Непохоже, — покачал я головой. — Смотри, выставились на точку. Ждут чего-то… Чего им надо?
— Не нравятся они мне, — поморщился Асеев. — Ох, не нравятся.
Зашуршала рация.
— Движение началось, — сообщил Галицын. — Два клиента из квартиры вышли.
— Хорошо, — кивнул я.
Галицын сидел в подъезде. И ему было видно то, что нам не видно.
— Спускайся за ними, — велел я.
Подъезд нам был виден отлично.
— Пошли, — кивнул я Арнольду. — Моджахед появляется с телохранителем. У машины ставим их сразу под стволы.
Первым из подъезда вышел плотный узкоглазый телохранитель. Огляделся и направился к «Фольксвагену». За ним вышел сам Муртазов.
Тут и началось.
«Жигуль» с «квадратными» ринулся вперед. У пассажира возник в руках автомат — укороченный Калашников. Затарахтел он отрывисто.
Телохранитель Муртазова выдернул руку из кармана. И тут же грохнулся на спину. Когда упал, его пистолет отлетел в сторону.
Галицын, высунувшийся из подъезда, отпрянул обратно.
Муртазов невероятно проворно для своих объемных телес отпрыгнул в сторону. Перепрыгнул через ограждение около подъезда. И кинулся в кусты, как кабан, за которым гонится стая голодных волков.
Киллеры хотели снять Муртазова, как в американском кино. Машина разгоняется на всех парах. Стрелок прошивает дичь из автомата. И, не тормозя, авто вылетает со двора.
Дальше они кинут машину через несколько кварталов, а там — разбегутся или пересядут на другую тачку.
Одного они не учли. Майора Стрельцова…
Я выдернул из подмышечной кобуры пистолет. Мой «макарыч» рявкнул два раза, наддав мне по ушам.
И… «жигуль» вильнул, сбил урну и врезался в наваленные строителями на тротуаре трубы.
Дверь машины распахнулась, и стрелок вылетел на асфальт. И не поднялся.
Тем временем Муртазов с еще большим проворством мчался прочь. Он уже выбегал со двора, и расстояние нас с ним разделяло приличное.
— За ним, — крикнул я.
Арнольд на ходу запрыгнул в нашу машину, и Асеев наддал газу. Наш «жигуль», взвизгнув колодками, устремился вперед, дабы перехватить странно, вприпрыжку мчавшегося Моджахеда.
Я подбежал к машине киллеров. Водитель лежал лицом на рулевом колесе с дыркой в шее. Киллер на асфальте замычал, зашевелился, воздух вырывался с сипением из его простреленных легких. И на асфальте расплывалась лужа крови.
Я ногой отбросил прочь автомат. Впрочем, его хозяин вряд ли мог им воспользоваться. Откуда столько кровищи? Моя пуля точно ушла в водителя. Мне кажется, в киллера я попасть не мог.
Ладно, потом будем разбираться.
Появилась патрульная машина. За ней с воем — «Скорая». Потом — наша тачка с Асеевым и Арнольдом.
— Ну? — осведомился я.
— Ушел, — махнул рукой Арнольд куда-то ввысь. — Там дальше стройка на территории железобетонного комбината. Он на ней затерялся.
— Ну ты даешь. Навскидку. С такого расстояния, — с уважением оценил мое достижение Асеев, глядя на искореженную машину.
— Достигается тренировкой, — скривился я.
На стрельбах я никогда выше трех баллов не поднимался.
Объявленная тревога, разосланные по постам ориентировки, введение планов оперативного реагирования — все это ни к чему не привело. Муртазов как сквозь землю провалился.
* * *
Арнольд подошел к зеркалу и пригладил перед ним свою новую джинсовку.
— Фирменная, — сказал он. — Последние бабки убил. Как, идет?
— Ну да, — кивнул Галицын. — На телогрейку похоже.
— Много ты понимаешь в картофельных очистках.
— Да хватит галдеть, — буркнул я.
Я был мрачен. Я был в тоске. Настроение — хуже некуда. И для него были все причины. Люди не должны стрелять по людям. Но выхода у меня не было. Как и три года назад — тогда он стоял напротив меня и жал на спусковой крючок. В тот раз я тоже попал, а он нет. Не пожелаю этого ощущения никому. Глаза того подонка — испуганные, загнанного зверя — запомнились мне очень хорошо… И Грозный прекрасно помню последних дней пребывания наших войск там — ночь, грохот, пальба и начинающий клинить «АК-74». И ты ощущаешь себя маленьким, беспомощным перед этим светопреставлением, перед вакханалией смерти. И только остается жать на спусковой крючок. И молиться неумело Господу…
— Переживаешь? — спросил Асеев.
— Все в норме, — ответил я.
Действительно, что переживать? Человечеству куда лучше, что я завалил этого гада. Все правильно, люди не должны стрелять по людям, вот только звание человека так легко утерять однажды тому, в чьей руке оказывается автомат и кто начинает зарабатывать на жизнь убийством. Киллер должен знать, что к нему подойдут с теми же мерками, с которыми подходит к людям он. Так что — прочь тоска. Даже водкой не буду заливать ее. Само пройдет.
За два дня я прошел полный круг удовольствий. Написал штук пять рапортов и объяснительных, переговорил с прокурором и инспекцией по личному составу. Мотать нервы у нас умеют. Хорошо, нервы у меня пока еще крепкие. Конечно, лучше, чтобы они были еще покрепче — например, как у Асеева. Но у того другая школа.
В кабинет зашел наш друг и товарищ из убойного отдела Рыжов. Он с интересом посмотрел на меня. И сказал:
— А здорово ты его с такого расстояния уделал.
Каждый, кто видел меня, делился со мной этим наблюдением.
— Нарочно или случайно? — спросил Рыжов.
— Какие тут случайности?
— Заливаешь, — кивнул Рыжов.
— Что там с киллерами? — спросил Асеев. — Кто они такие?
— Водитель, которого угрохали, — уроженец Архангельска, не судим, не привлекался. Второй, который из автомата палил, — две судимости, три амнистии.
— На кого из бугров пашут? — поинтересовался Арнольд.
— Неизвестно, — ответил Рыжов.
— Киллер молчит? — осведомился я.
— Молчит, — сказал Рыжов.
— Что с ним вообще?
— Живой, сученыш, — с сожалением произнес Рыжов. — Из реанимации перевели, но все под капельницей. Кстати, нам разрешили с ним перекинуться парой слов.
— А следователь с ним не говорил? — спросил я.