Двести первая российская дивизия спасла тогда положение. Иначе что творилось бы в Таджикистане — трудно представить. Но страна продолжает кровоточить в гражданской войне. Потихоньку там подбирается голод. А рядом, через границу, — афганские душманы. Рядом — горы оружия. И рядом — океан нар-котиков. Все наркотики идут в Таджикистан из Афгана.
Для Афганистана наркотики — жизнь. Страна десятилетия воюет с иностранцами и друг с другом. Там почти не осталось промышленности и гибнет сельское хозяйство. Зато есть наркотики. Наркотики — это пища для голодающих. Это машины и горючее. Это лекарства для больных. Но главное — это оружие и боеприпасы. Без них в Афганистане делать нечего. Война там — образ жизни. Безоружный погибает. Поэтому торговали, торгуют и будут торговать наркотой.
Афганистан поставляет в год на рынок две тысячи тонн опия. Притом если раньше путь шел через Иран в Турцию, там опий перерабатывался в героин и растекался по Европе, то теперь в число главных получателей входит Россия.
В афганском Файзабаде за килограмм опия дают полсотни долларов. В Хороге в Таджикистане цена возрастает уже до двух сотен. В Оше в Киргизии — будет уже тысяча — полторы тысячи зелени. В Алма-Ате — пять «тонн». Ну а в Москве — десять тысяч долларов. Правда, в последнее время в связи с экономическим кризисом и перепроизводством товара цены немножко начали падать.
В последние годы в самом Афгане развернулась сеть лабораторий по производству героина. Так что потоком пошел чистейший порошок. Это как поток лавы, залившей Помпеи. Вот только Помпеи — это все без исключения русские города…
Когда я только начинал работать по наркотикам — это было семь лет назад, — марихуана считалась серьезным зельем, опий-черняшка и сваренный кустарно «винт» — это было пределом. Героин и кокаин были огромной редкостью. Два-три года назад будто шлюзы прорвало. Наш город, да и вся Россия утонули в афгано-таджикском героине.
Героин возить куда выгоднее, чем опий. В Афгане грамм «белого» стоит доллар, в Таджикистане — пять, в Москве оптовикам сдают по пятьдесят-шестьдесят, распространители берут по девяносто-сто, бодяжат (разбавляют всякой дрянью типа мела) и продают уже до десяти долларов за «чек», в котором одна десятая, а то и меньше, грамма.
Так что есть кому сказать спасибо за героиновые российские грезы. Спасибо афганцам — они не без выгоды для себя мстят России за десять лет войны. За то, что мы влезли туда, когда не надо было, а потом, под завывания плешиво-пятнистого генерального властителя СССР, вывели войска, с готовностью продав своих союзников и отдав несчастную страну во власть моджахедов. Спасибо таджикам — они мстят России все за тот же грех предательства, за то, что в свое время старшие браться их оставили в беде, один на один с теми же душманами. Зло возвращается. Зло растекается по России мертвенно-белым героиновым порошком.
Сегодня на наркоденьги живет оппозиция в Таджикистане, так же подкармливаются там и чиновники. Наркоденьги — это способ безбедной жизни и для российских военных. Многие из них тоже вписываются в наркобизнес, притом очень органично.
Чуть ли не каждый месяц на российских военных самолетах, вертолетах изымаются наркотики… «В самолете «Ан-26» Министерства обороны России обнаружено 3 кг опия…» «В Душанбе в вертолете «Ми-8» изъято 22 кг опия…» В Душанбе — опять в военном вертолете — изъято 100 кило опия на миллион долларов — перевозили зелье из Приграничья в столицу.
Огромные деньги — огромные соблазны. Помню, мы задерживали полгода назад бывшего подполковника-пограничника — тот бойко торговал героином; изъяли у него почти полсотни граммов. Героин шествует победно, руша одну за другой все преграды. Мораль, честь — что это сегодня перед длинным баксом даже для государевых людей, для офицеров. Их кинула Родина в нищету, их поливали грязью, унижали год за годом, кидали умирать за чьи-то деньги в Чечне. Российская власть продала своих военных, внушала им: спасайся сам, делай деньги. И вот пришла страшная пора — настало время платить по счетам за предательство своих людей. Только вот платят почему-то не те. Платят дети, которые мрут от героина…
Я перевернул еще несколько страниц. И тут из коридора послышался истошный вопль:
— Клянусь поком, не мои наркотики!
У таджиков говор такой — они не «богом», а каким-то загадочным «поком» клянутся.
Арнольд, как осла на привязи, за галстук втащил в кабинет чистенького смуглого перепуганного таджика. На вид задержанному было лет тридцать. Следом ввалились Галицын и Асеев.
— Смотри, какого чистюлю нашли, — потрепал Арнольд таджика по щеке.
— Это неправда! — долдонил тот. — Не продавал наркотики!
— Садись, Хаким, — Арнольд ногой пододвинул стул и силой усадил таджика. — Попался — так веди себя прилично.
— Я не попался!
— Да ты сверху донизу в порошке измазан, ты в ультрафиолете, как кремлевская елка, светился, козлик горный! Деньги меченые, придурок! — Арнольд взял со стола тяжелый комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу и засветил таджику с размаху по голове.
— Э! — обиженно завопил тот.
— В следующий раз на книжку гантелю положу, — Арнольд кивнул на ржавую десятикилограммовую гантелю, лежащую за двухэтажным сейфом. — Докладывай, басмач драный, откуда героин берешь!
— Врут! — крикнул таджик.
— Кто врет?
— Все врут!
Стандартный восточный прием. Хоть двадцать человек на чурку показывают, что он что-то сделал, так он до упаду будет орать: «Они все врут!»
Это тот самый Хаким, приближенный Моджахеда, которого нам сдал Рок. Отлично. Взяли его за шкирман. Будем трясти, пока не выложит все. Как грушу. «Они все врут» — у нас это не катит. Это он пусть судьям заливает…
— Ладно, не тот базар. — Я присел на стол напротив таджика. — Ты кто по специальности?
— Учитель.
— Ух ты! Математик?
— Химик. В Душанбе преподавал.
— Химик, — с уважением протянул я. — Математику должен знать. Тебе товарищи объяснили, что такое цифра семь? Это минимум, который ты получишь за торговлю героином.
— Сколько?!
— Поверь, брат. Что бы ты ни говорил, каких бы адвокатов ни нанимал — все эти годки твои. Если… — Я сделал паузу.
Таджик вопросительно посмотрел на меня.
— Короче, где Моджахед? — в лоб спросил я.
— Какой Моджахед? — быстро переспросил учитель.
— Муртазов.
— Не знаю, кто такой.
— Разговор такой. Выводишь на Муртазова. Тебе дают год за хранение наркотиков. Да и то, может, условно. Нет — идешь по полной программе. И я тебе не завидую.
Хаким посопротивлялся для приличия еще минут сорок. А мы общими усилиями понакручивали описаниями его судьбы в местах лишения свободы. В красках нарисовали ему, куда его будут драть всем бараком, как к чуркам-наркоторговцам на зонах относятся. Пробрало, наконец.