– Правда? – повернулся Данька к жене.
Маша пожала плечами.
– А ты тоже хорош, – обратилась я к сыну. – На пятилетие, на деревянную свадьбу, подарил Маше фигуру верблюда. Намек прозрачен до пошлости – я на вас горбачусь.
Недоумение, замешательство на лицах детей было хорошим знаком. Но тут позвонили в дверь. Курьер из магазина деликатесов прибыл вместе с Любовью Владимировной и Катей.
При виде внучки я пришла в бурный восторг, подхватила ее на руки:
– Внученька моя яхонтовая, бриллиантик мой ненаглядный! Любовь Владимировна, здравствуйте! Примите, пожалуйста, доставку, расплатитесь, деньги на столе в кухне. Мой драгоценный изумрудик! Кнопочка моя золотая!
Я приговаривала наши любимые словечки («Бабушка, говоли какая я ювелилная»), кружила внучку. И это было прекрасно! Только ради этого стоило помолодеть, сбросить вес.
– Немедленно отдай мою дочь! – Маша тигрицей была готова броситься на меня.
– Пожалуйста! – взмолилась я. – Минуточку, три минуточки! Я так давно не видела внучку и никогда не могла вот так подбрасывать… Я только покажу ей игрушки, подарки.
Не дожидаясь ответа, помчалась в детскую, опустила внучку на пол, присела рядом, обвела рукой:
– Это все для тебя. Открывай коробки, играй. Катюля, ты веришь, что я твоя бабушка?
– Велю.
Да здравствуют дети! Пусть будут прославлены их уста, глаголющие истину!
– А чего ты такая длугая? – спрашивала Катя, схватив первую коробку с лего для девочек.
– Я была в сказке, мне там дали молодильных яблочек.
– И мне дадут? – Катя бросила лего и взялась за куклу, наряженную принцессой.
– Обязательно! Только зачем тебе молодильные яблочки? Чтобы снова в люльке оказаться? Давай мы попросим для тебя шапку-невидимку или…
– Эй! – на пороге стояла Маша. – Там к тебе клиент пришел.
– Какой клиент? О господи! – Я рванула в прихожую.
Гости съезжались на дачу…
В одной руке у Жени был небольшой изящный букет, коробка с пирожными, в другой руке – пакет, из которого торчало горлышко бутылки шампанского.
Я протиснулась к Жене через бдительных родственников, державших приступ, поцеловала в щеку:
– Здравствуй! Цветы? Как мило, спасибо! Проходи! Разуваться не надо. – Повернулась к отряду самообороны. – Пожалуйста, зайдите все в комнату! Нечего здесь толпиться. – И снова обратилась к Жене: – Тут у нас небольшая заварушка. Маленький филиал сумасшедшего дома. Я тебя сейчас с детьми познакомлю, – говорила я и тянула его за руку.
На мое предложение присесть никто не откликнулся. Все так и торчали столбами в центре комнаты.
– Женя, это мой сын Данила, его жена Маша, Любовь Владимировна, мать Маши. А это мой старинный школьный друг Евгений Евгеньевич, мы учились в одном классе.
– Как это? – У Любови Владимировны отвисла челюсть.
– В дурдоме, наверное, – сказала Маша.
– Вы кто, собственно, такой? – спросил Даня.
– Очень вас попрошу! – строго начала я. – Вести себя культурно! Женя, они хорошие дети, воспитанные… в привычных обстоятельствах.
– Я понимаю, – спокойно ответил Женя. И обратился к Любови Владимировне: – Вы не могли бы забрать у меня?
Женя так и стоял с цветами и презентами. Он безошибочно выбрал человека, которого требовалось срочно занять делом.
– Спасибо! – поблагодарил Женя мою сватью, которая, чуть помешкав, не найдя куда пристроить полученное от гостя, отправилась на кухню. – Меня зовут Евгений Евгеньевич Уколов. Я действительно учился с Александрой Петровной Калинкиной в одном классе.
– Опять! – всплеснула я руками. – Не величай меня по имени-отчеству! Я чувствую себя как Кузьма, сын их друга Вани, – махнула я в сторону детей. – Мало того, что дали ребенку нелепое имя, так еще и, фан такой, называют Кузьма Иванович. Было смешно, когда ему было два годика, но в десять лет? Никто не поинтересовался, нравится ли это ребенку. Помните песенку из мультика про капитана Врунгеля? Как вы яхту назовете, так она и поплывет. Данька, ты в детстве считал, что Врунгель – от «врун», и утверждал, что капитану нельзя верить.
– Откуда ты знаешь про Ваньку и Кузьку? – спросил меня сын. – И… про Врунгеля?
– Она хорошо подготовилась, – вместо меня ответила Маша. – Аферистка со стажем! Шпионка!
– Шпионка здесь не я. – Нервно хихикнув, я извинилась перед Женей: – Прости!
– Ничего.
– Хватит! – повысил голос Даня. – Мне все это надоело! Я хочу знать, где моя мама!
– Они нервничают, – мне почему-то требовалось все время извиняться перед Женей. – Стресс, сам понимаешь. А речки нет, поплавать нельзя. В ванной не то, даже если по очереди. Может, им попрыгать?
– Послушай, ты! – Данька шагнул ко мне.
Губы у него были поджаты, кулаки стиснуты, намерения кошмарны.
Женя тоже выдвинулся вперед, закрыл меня спиной:
– Давайте будем сохранять спокойствие, Данила!
– Пошел вон!
– Даня! – заорала я. – Ты ведешь себя как последний идиот!
– Где моя мама? Спрашиваю в последний раз! – Данька тоже кричал.
– Не исключено, – примирительно ответил Женя, – и даже весьма вероятно, хотя и совершенно не вероятно, что ваша мама и есть эта девушка. Я, например, приял сей факт, не предаваясь анализу.
– Мне плевать, что вы приняли или не приняли! Шпион вы, клиент или хвост собачий! – Данька и не подумал снизить голос.
– О, ужас! – сокрушалась я из-за Жениной спины. – Такое впечатление, что тебя воспитывали не в интеллигентной семье, а в бандитском притоне!
– Мне плевать на впечатление…
– Хватит плевать! О! У меня идея!
Мне казалось, что внезапно пришедшая идея исключительно замечательная.
Я бросилась к письменному столу, выдвинула нижний ящик, стала без разбора выбрасывать на пол бумаги. И продолжала сыпать фактами, которые должны были убедить Даньку, что я его настоящая мама:
– Помнишь, у нас была в детстве считалочка из стихотворения Некрасова: «Я был престранных правил, / Поругивал балет. / Но раз бинокль подставил / Мне генерал-сосед… / «… Не всё ж читать вам Бокля! / Не стоит этот Бокль / Хорошего бинокля… / Купите-ка бинокль!..» И как-то тебя спросила, почему не поинтересуешься, кто такой Бокль, хотела рассказать, что был такой английский ученый-историк. Но ты ответил, что бокля – это хромой человек с палочкой.
Мелькнула папка-скоросшиватель с прощальными сонетами Саввы. Именно она почему-то привлекла внимание Жени. Он поднял папку, открыл, стал читать, пролистывать. На его лице, я так называемым боковым зрением отмечала, появилось выражение как у любителя рыбных деликатесов (коим Женя и был), которому подсунули несвежие дары моря.