Советская нация и война. Национальный вопрос в СССР, 1933–1945 - читать онлайн книгу. Автор: Федор Синицын cтр.№ 46

Произведенный германскими властями анализ писем украинского населения показал, что в 95 % из них содержались выводы, «неблагоприятные для Германии», — «разочарование населения Германией», так как «немцы… хуже, чем большевики, они обещали многое, но ничего не выполнили». К октябрю 1942 г. на Украине оккупанты отмечали, что «круг тех, кто верит в возможность сотрудничества между украинцами и немцами по строительству страны, непрерывно сужается» ^[736].

В Литве оккупанты отмечали «пассивное сопротивление» населения. К осени 1942 г. в этом регионе ходили слухи, что он «будет аннексирован Германией». Население Литвы было крайне обеспокоено начавшейся реализацией планов германской колонизации. Крестьяне опасались экспроприации их имущества немецкими поселенцами, а городские жители — того, что им придется переселяться в худшие квартиры, так как немцы занимали хорошие квартиры в центрах городов. Литовцы в целом пессимистично оценивали перспективы войны для Германии ^[737].

Бургомистр Риги Беннер на совещании 12 марта 1942 г. отметил: «Ранее хорошие отношения между немцами и латышами постоянно ухудшаются… В последние недели произошло резкое ухудшение настроений… Среди латышей отмечается большое беспокойство и раздражение, которое основано на неправильных методах управления, применяемых германскими властями». Оккупанты отмечали, что «сельское население [Латвии] повесило голову, в то время как в городе развилось пассивное сопротивление» ^[738].

Значительное недовольство населения Эстонии было вызвано отсутствием перспектив независимости этого региона. Германская пропаганда, которая требовала проявлений «чувства благодарности эстонцев к немецкому народу» за «освобождение», выглядела в глазах населения «принужденно и неловко и оставалась в народе без резонанса». По данным германских властей, к августу 1942 г. пропаганда в Эстонии имела «относительно слабое влияние» ^[739].

Со временем эффективность советской пропаганды существенно возросла. В августе 1942 г. оккупанты отмечали: «Советская пропаганда работает очень интенсивно… и постоянно имеет успех, так что напуганное слухами население воздерживается от сотрудничества с германскими органами». Нацисты выявили «устойчивый… эффект» советской пропаганды ^[740], «которая изображает немцев как чужеземных угнетателей» и «находит… благодатную почву» (особенно когда оккупанты плохо обращаются с населением) ^[741].

В дальнейшем, после достижения коренного перелома в войне, успехи Красной армии на фронте показали населению оккупированной территории СССР, что страна борется и побеждает. Это усилило авторитет советской власти, вдохнуло силы в людей, которые ранее находились в состоянии апатии ^[742]. Воздействие национального фактора советской политики ярко иллюстрируют слова из письма советских девушек, угнанных с оккупированной территории СССР в Германию (их письмо, адресованное советским солдатам, было найдено в Белостокской области в августе 1944 г.): «Здравствуйте, братья русские!.. Вы боретесь за русскую родину, за независимость, свободу русского народа». Эффект советской политики выразился в положительном восприятии возвращения дореволюционной армейской формы как элемента «великодержавия». Так, жительница Краснинского района Смоленской области восхищалась красноармейцами: «Одеты красиво, с погонами» ^[743].

Сильными были просоветские настроения на основной территории Украины. В Запорожье жители города подбирали советские листовки, сброшенные с самолетов, «жадно читали и передавали из рук в руки… рискуя жизнью, размножали и распространяли их». По советским данным, это было «массовым явлением», как и коллективное слушание советского радио ^[744]. 22 июня 1942 г. высший руководитель СС и полиции РК «Украина» Х. А. Прютцман отметил, что «совершенно точно установлено, что значительный процент украинцев, русских и поляков распространяет вражескую пропаганду и тем самым вызывает волнения и беспорядки» ^[745]. В Киеве такие настроения отмечались даже «среди отдельной части украинских националистов-„самостийников“», часть которых была «готова идти даже к партизанам» ^[746]. К началу 1943 гг. разочарование политикой оккупантов среди украинских националистов достигло такой степени, что германские власти отмечали их «сближение с бандами большевистского происхождения» ^[747], то есть с советскими партизанами. Советские подпольные группы появились и на Западной Украине — во Львове действовала «Народная гвардия», которая апеллировала к помощи «советских патриотов — украинцев и поляков». Некоторые жители Львова при вступлении Красной армии «активно помогали» ей ^[748]. Просоветские настроения были распространены на оккупированной Румынией территории СССР ^[749].

В Белоруссии многие представители местного населения сначала мало помогали советским партизанам, однако еще до истечения года оккупации ситуация изменилась ^[750]. Белорусы стали помогать не только местным, но и прибалтийским советским партизанам, в том числе продовольствием ^[751]. Именно Белоруссия стала известна наиболее сильно развитым в годы Великой Отечественной войны партизанским движением.