Святые грешники - читать онлайн книгу. Автор: Александр Лапин cтр.№ 56

В общем, зажег он как следует. Зал долго стоя аплодировал его речи, в которой органично сплелись восточная напевность и красота слога с западной стремительностью и ошеломительными сравнениями.

После заседания был правительственный банкет для избранных. Все его поздравляли. Но почему-то особой радости он не испытал.

Так что, отбыв положенный срок, он поехал в гостиницу на вечеринку, которую устраивал его давний приятель — глава Союза журналистов Казахстана Серик Матаев.

Собралось человек десять. В основном те, кто был у истоков создания республики. А теперь, в отличие от него, почему-то выпал из обоймы. Так сказать, бывшие.

Советник президента — такой добродушный улыбчивый дядечка с усами. «Вечный кандидат в президенты» — то есть технический кандидат, которого ставят к Назарбаеву в спарринг-партнеры. Председатель Союза журналистов — веселый и толковый, умный. Он же бывший пресс-секретарь. Владелец этой гостиницы — молодой, красавчик писаный, светский лев без определенных занятий. Парень из Московского госуниверситета. Бывший собкор центральной газеты по Казахстану, теперь медиамагнат из Центральной России. Издатель оппозиционной газеты в Казахстане. И еще некий Николай Васильевич — русский. А также вечный главный оппозиционер страны, которого обе стороны подозревают в продажности. Скульптор. Художник. Писатель.

И чего его потянуло к ним? Он и сам не знает. Видно, устал от нынешних. Тем более что он, может быть, единственный, кто уцелел, устоял под ветрами капризного и изменчивого настроения елбасы.

Все они друг друга знают давно. Из одного круга. Одной судьбы. Поднятые на поверхность тектоническими сдвигами кусочки породы. По кругу говорили тосты. Сыпались шутки.

Издатель главной оппозиционной газеты Ермурат Бани то и дело пил за Америку. Краснелер зажал Ертысбаева в углу и упорно, как это умеют делать только пьяные, что-то выжимал из него.

Хохот и ржачня. Председатель Союза журналистов вдруг завопил:

— Советник, включите телефон! Сейчас будет гимн!

Тот включил. Заиграл казахстанский гимн.

Все встали, положили ладонь правой руки на сердце и запели.

В общем, оторвались по полной. С шутками-прибаутками. Особенно доставалось советнику президента. Все удивлялись, как он ухитряется быть на плаву. То был в оппозиции. Потом стал министром печати и информации…

Выступил и гость из России. Сказал так торжественно, что все слушали стоя.

— Я видел сегодня, — говорил московский гость, — все знаки казахской государственности и понял, что казахский народ вырос ментально до собственной государственности. То, что так и не смогли сделать те же уйгуры в Синьцзяне Китая, дунгане, чеченцы в России. И прочие курды… Как бы мы ни говорили, а Назарбаев, президент ваш, — молодец! Все-таки сумел сохранить единство страны. А это уже большое дело!

Все выпили. Разом. И советник начал подначивать его, Амантая. Мол, ты сказал сегодня такую прекрасную речь. И только на десятой минуте этой цветистой красивой речи вспомнил президента? А хитер ты, брат. Хитер!

На что он ответил ему:

— Знаешь! Он поедает наше время! То время, за которое мы могли бы сделать столько нужного для республики.

Потом он выпал из общего разговора. Стал беседовать с бывшим сотрудником администрации президента Бауржаном. О вере. Об исламе. Оказалось, что его старый знакомый давно уже исповедует суфизм. И в Алма-Ате есть группа людей, интеллигентных и интересных, которые работают над собой в этом мистическом направлении…

Пока они так беседовали, скульптор принялся поносить недавно сбежавшего из страны «Ушастика» — банкира Мухтара Аблязова:

— Украл, сволочь, пол-Казахстана! И удрал! — пьяно вопил тот.

Разговор притих. Но Бауржан разрядил обстановку, тихо заметив:

— Сказал имам Газали, да смилуется над ним Аллах: «Когда ты видишь человека, который подозревает плохое в людях, изыскивая в них недостатки, знай, что он сам в душе плохой и это дает о себе знать скверна его души. Он так делает потому, что смотрит на людей через призму своего внутреннего состояния. Верующий же любит искать для людей оправдание. А двуличный, наоборот, чувствует удовлетворение от грехов других. Сердце верующего благожелательно настроено в отношении всех».

Так сказал Бауржан.

Разошлись они далеко за полночь.

* * *

Вернувшись к себе, Амантай включил телевизор. Шли новости. Диктор, покончив с юбилеем, сообщил, что на западе Казахстана начались беспорядки. Полиция применила оружие:

— Десять человек убиты. Семьдесят пять ранены.

Как яркий цветок посреди выжженной солнцем серой пустыни, возвышается мавзолей Ходжи Ахмета Яссауи над степными, захватывающими дух просторами. Величественное здание с ребристым голубым главным куполом медленно плывет навстречу автомобилю. Мощный портал будит, задевает в душе Амантая какую-то ностальгическую струну. И он силится понять, в каком давнем сне он видел эту картину — плывущий на фоне неба мавзолей.

И когда они медленно по бетонной дорожке идут от автостоянки, он вспоминает.

Много лет назад, в пору его юности, сюда, в Туркестан, привозил его дядя. Они возвращались с Иссык-Куля на машине. И не поленились сделать такой длинный крюк.

Мощный и прочный серый каменный портал высотой почти сорок метров произвел на семнадцатилетнего Амантая гнетущее впечатление. Каменный, темный куб, весь ободранный, тяжелый, был символом запустения.

Сейчас прямоугольный ансамбль мавзолея великолепно отреставрирован и обложен голубой плиткой со сложным орнаментом. Расписан арабской вязью.

Разноразмерные голубые купола сверкают на ярком солнце.

В здании чисто, прохладно. Шагая из одного помещения в другое, они скоро оказываются в центральном зале — казандыне, названном так по стоящему здесь огромному бронзовому казану (котел использовался для торжеств и разного рода церемоний).

Тут-то Амантай Турекул спросил Бауржана (разговор шел об Аль-Газали):

— И откуда ты столько знаешь? Как сам пришел к суфизму? К его основателю?

Миниатюрный тихий, спокойный Бауржан ответил казахской пословицей:

— Акыл — дария, алсан да таусылмайды, жер-жер казыка, саусан да таусылмайды. (Земля — сокровище, сколько ни бери, не истощается, ум — река, сколько ни черпай — не исчерпается.) Так и мудрость человеческая не исчезнет, пока есть те, кто ею интересуется. Понимаешь, ислам к тому моменту, когда на сцене появился Аль-Газали, превратился в нечто раз и навсегда данное, застывшее. Но этот великий арабский подвижник, которого не зря прозвали Мухиэддином — оживителем религии, вдохнул в него новую жизнь. Он, можно сказать, одухотворил прежде безжизненные, оторванные от духа суннитские обряды и заявил, что в каждом обряде обязательно должно быть внутреннее чувство. Так он соединил, свел вместе суфизм и шариат. Великий был человек! — смиренно вздохнул Бауржан. — Поэтому суфизм с ним обрел новое дыхание. Эта мистическая, самая сокровенная часть ислама.