Ужас на поле для гольфа - читать онлайн книгу. Автор: Сибери Куинн cтр.№ 70

Мы мчимся к дому Норманов, чтобы увидеть молодого Экхарта, и останавливаемся у лавки итальянского зеленщика. Я спрашиваю свежий чеснок, поскольку думаю, мы сможем использовать его для защиты молодого Экхарта – если его действительно преследует вампир. Parbleu, некий человек, очень старый, – как вы, американцы, говорите, «на пределе», – оказывается, скупил весь чеснок! Cordieu, говорю я себе, этот старик постоянно встречается нам на пути! И причиняет неприятности!

Итальянец сказал, что чеснок послали в дом в Раплейзвиле. И у меня возникает идея, что старик обосновался там. Но тогда нам надо было срочно повидать нашего друга Экхарта, а не задавать вопросы итальянцу. Прежде, чем уйти, однако, я сказал итальянцу, что у его чесночного клиента – дурной глаз. Parbleu, мсье покупатель чеснока, у вас не будет больше деловых отношений с этим итальянцем! Он уже знает то, что знает.

Мы приезжаем в дом Норманов и находим молодого Экхарта в тяжелом состоянии. А темнокожая служанка говорит о странной женщине, укусившей его. Кроме того, мы находим следы укусов на его груди. Вампирша Сара, похоже, это она, – говорю я себе и спешу к кладбищу с деревянным колом: как только его вколотишь в тело, вампир не может бродить, он умирает.

Троубридж может засвидетельствовать, что видел кровь на деревяшке, ввергнутой мною в могилу, вырытую почти триста лет назад. Ведь так, mon ami?

Я кивнул, и он продолжил свой рассказ:

– Почему этот старик захотел освободить вампиршу, я не знаю. Бесспорно, она состояла в его ужасной гильдии, или была тесно связана с ним. «Граф Черни» чувствовал, что одна из них находится поблизости, и оживил ее с помощью колдовства.

Тут мой друг Троубридж рассказал, что встретил его, но очень постаревшего. И священник, и зеленщик показали, что он был значительно старше, чем тот, с кем мы познакомились.

«Вот оно что, – сказал я себе, – он приближается к концу столетия. Тогда ждите Жюля де Грандена – он непременно будет».

И тут, мой сержант, появляетесь вы с рассказом об исчезновении мадемуазель Норман. Я также думаю, что она убежала из дома добровольно, пока вы не говорите, что итальянский зеленщик признал старика, обратившегося к ней – того, с дурным глазом. Он купил чеснок и живет в Раплейзвиле… Все сходится.

Девушка исчезает… старик обращается к ней… старик, такой сильный, что мог одолеть полицейского… Он приближается к возрасту, когда должен умереть как все обычные люди, если не выпьет кровь девственницы…

Я уверился, что граф и барон одно и то же лицо, и оно обитает теперь в Раплейзвиле. Voilà, мы едем в Раплейзвиль, и успеваем. N’est-ce-pas, mes amis?

Костелло поднялся и протянул ему руку.

– Уверен, вы правы, док. Ошибки быть не могло.

Мне же, провожавшему его, в прихожей детектив заметил:

– А он ведь выпил всего одну рюмку ликера за весь вечер! Черт возьми, док, если б меня так забирало, я бы и не задумывался о принятии сухого закона!

– Алло, – Жюль де Гранден успел схватить трубку телефона в кабинете до того, как звонок прекратился. – Да, кто это? Ну, конечно, мадемуазель, вы можете поговорить с доктором Троубриджем.

Он передал мне аппарат и предпринял третью неудачную попытку разжечь мерзкую французскую сигарету, которой возжелал задымить комнату.

– Да? – спросил я, приложив трубку к уху.

– Это мисс Острандер, доктор Троубридж, – сообщил мне хорошо поставленный голос, – сиделка миссис Эвандер.

– Да? – повторил я немного резко, раздраженный пустым звонком после тяжелого дня. – И что такое?

– Я… я не совсем понимаю, сэр, – растерянная женщина истерично рассмеялась. – Она ведет себя очень странно. Она… она… о, там это снова, сэр! Пожалуйста, немедленно приезжайте! Боюсь, она бредит!

И на этом повесила трубку, оставив меня в состоянии раздраженного недоумения.

– Поразительная женщина! – выругался я, готовясь проскользнуть в пальто. – Почему она не могла поговорить на тридцать секунд больше и не сказать, в чем там дело?

– Э, что такое, друг мой? – де Гранден отказался от своей попытки зажечь сигарету и посмотрел на меня одним из своих неподвижных, невозмутимых взглядов. – Вы озадачены, у вас проблемы. Могу я вам помочь?

– Возможно, – ответил я. – Моя пациентка, миссис Эвандер, страдает от угрозы лейкоза. Я назначил ей раствор Фоулера, триоксид мышьяка и постельный режим на прошлой неделе. Казалось, мы хорошо справляемся с ситуацией, но… – и я повторил сообщение мисс Острандер.

– А? «Там это снова», так она сказала? – задумчиво пробормотал де Гранден. – Что, интересно, было за «это»? Кашель, судороги, или… что можно сказать? Давайте поспешим, друг мой. Parbleu, она меня заинтриговала, эта мадемуазель Острандер со своим загадочным «там это снова»!

Свет из окон дома Эвандеров пробивался сквозь бурю, когда мы остановились перед широкой верандой. Полураздетый и ужасно напуганный слуга на цыпочках впустил нас наверх в спальню, где находилась хозяйка.

– Что случилось? – спросил я, входя к больной. Де Гранден следовал за мной по пятам.

Взгляд на пациентку успокоил меня. Она откинулась на кучку детских подушек, ее светлые волосы струились заблудившимися золотыми ручьями из-под кружевного спального чепца; ее рука, почти такая же белая, как и белье, тихонько покоилась на стеганом одеяле из Мадейры.

– Гмпф! – буркнул я, ужасно рассердившись на мисс Острандер. – И из-за этого вы вызвали меня в дождь?

Сиделка быстро поднесла указательный палец к губам и жестом указала в сторону гостиной.

– Доктор, – сказала она шепотом, когда мы стояли за дверью комнаты больной, – я знаю, вы будете считать меня глупой, но… но это было по-настоящему ужасно!

– Tiens, мадемуазель, – вмешался де Гранден, – умоляю вас быть более точной: сначала вы говорите моему другу Троубриджу, что что-то – мы не знаем, что – «снова»; теперь вы сообщаете нам, что это что-то – ужасно. Pardieu, у вас моя овца, – non, non, как вы говорите? – моя коза? ^[145]

Несмотря на то, что девушка была изрядно удручена, она трагически рассмеялась и повернула к нему лицо.

– Прошлой ночью, – все еще шепотом продолжала она, – и накануне, как раз в двенадцать, где-то по соседству завыла собака. Я не могу определить звук, но это был один из таких долгих, дрожащих воплей, почти человеческих. Положительно, вы могли бы его спутать с криком маленького ребенка.

Де Гранден дернул за один, потом за другой кончик навощенных светлых усов.

– И эти стенания бодрствующей собаки, вновь начавшиеся, были столь ужасны, мадемуазель? – спросил он участливо.