Так Ион по воле Аполлона оказался в Афинах и после смерти приемного отца стал царствовать. Афиняне придавали этому мифу большое значение. Имя «ионийцы» получили те жители Афин и Пелопоннеса, которые переселились в Малую Азию и основали на ее побережье великие города Милет, Эфес, Колофон и другие. Возник особый ионийский диалект греческого языка. Время переселения предков ионийцев в Малую Азию недостаточно ясно. Оно могло происходить в то время, к которому греки относили жизнь Иона, то есть еще до Троянской войны или вскоре после нее. Во всяком, случае афиняне считали ионийцев своими родственниками, и, когда в 500 г. до н. э. Милет поднял восстание против персов, они послали ему на помощь свои корабли. Это послужило поводом для греко-персидских войн.
Кефал и Прокрида
Я знаю, еще не воспета
Аттической сказки заря.
Богиня несет над Гиметом
В свой розовый терем царя.
Но верен земной он подруге,
И сходит на землю он вновь -
Изведавший смертного муки
Лишь смертную ищет любовь.
Когда-то на покрытом лесами Гимете жила счастливая чета охотников – Кефал, сын Дейона, и Прокрида. Был Кефал божественно красив, но сам об этом не догадывался до тех пор, пока им, поднявшимся на утес, не залюбовалась богиня Эос. Подхватила она юношу, завернула в свое росистое покрывало и унесла в розовый терем, на край света. Эос была прекраснее всех богинь, кроме Афродиты, и любила она Кефала так, как ни одного из богов и смертных. Но юноша не был счастлив и все время умолял Эос отпустить его в Аттику, к верной Прокриде.
– Знаю я этих верных! – засмеялась богиня. – Много раз видела я, как, дрожа от утренней прохлады, любовники торопливо покидали жен, чьи мужья в море или в лесу, на охоте. Приходилось мне также видеть, как эти же жены встречали своих мужей и клялись им в любви.
– Есть и такие! – согласился Кефал. – Но ты не знаешь мою Прокриду. Она будет верна мне всю жизнь, а я, несчастный, изменяю ей не по своей воле.
– Что ж, неблагодарный, испытай верность своей жены! – воскликнула Эос. – Я изменю твою внешность. Прокрида тебя не узнает, и ты сможешь сам удостовериться, как жены обманывают мужей.
Вручила Эос Кефалу богатые дары и доставила его к дому на Гимете, изменив внешность. Прокрида неохотно отозвалась на стук, но, услышав, что чужеземец заблудился и повредил ногу, впустила в дом, дала поесть и удалилась. Уже в первую ночь Кефал слышал, как супруга в соседней комнате всхлипывала, повторяя его имя. Хотел он открыться, но победило любопытство, не раз губившее смертных жен и мужей. Кефал восторгался Прокридой, уверяя, что в мире нет ее прекраснее. Он убеждал ее, что красота быстротечна и если супруг вернется через несколько лет, то уже не будет любить как прежде. Он доказывал, что охотник, знающий лес как свои пять пальцев, не мог исчезнуть бесследно.
Но Прокрида и слушать не хотела соблазнителя, твердя одно и то же:
– Я люблю Кефала и останусь ему верна, жив он или мертв.
Тут бы раскрыться Кефалу и заключить подругу в объятия, но он решил испытать последнюю приманку. Развернув свой мешок, Кефал выложил перед нею на стол дары Эос – ожерелье, сверкающее драгоценными камнями Востока, витые золотые браслеты, чеканные серебряные кольца.
Загорелись у юной охотницы глаза. Она сорвала со своей прекрасной шеи ожерелье из желудей священного дуба и потянулась к драгоценностям.
Тут-то Кефал, приняв свой настоящий облик, и воскликнул:
– Вот как ты мне верна, Прокрида!
Лицо Прокриды стало алее, чем у Эос. Она пошатнулась, но, овладев собой, выбежала из дому, оставив Кефала, не ожидавшего такого развития событий. Сев в Фалероне на торговое судно, Прокрида через день оказалась на Крите. В это время царь Минос, проклятый супругой своей Пасифаей, серьезно заболел, и придворные спрашивали всех приезжающих, не знают ли они снадобий. Прокрида, выросшая на Гимете, славившемся целебными травами, предложила царю зелье, принесшее ему исцеление. Минос по-царски отблагодарил чужестранку, подарив ей охотничьего пса Лайлапа, быстрее которого не было во всей ойкумене, и волшебное копье, не дающее промаха.
Вернувшись в Аттику, Прокрида остригла свои прекрасные волосы, оделась в мужскую одежду. Вскоре на Гимете распространился слух о юном охотнике, его удивительной собаке и метком копье. Кефал захотел посмотреть на эти чудеса. При виде Лайлапа глаза у него загорелись, и он стал умолять юношу отдать собаку за любую цену.
– Лайлап не продается! – коротко ответил юнец.
– Что же я могу сделать, чтобы получить твою собаку? – не унимался Кефал.
– Что сделать? – усмехнулся тот. – Жениться на мне, мужчине, и представить всем соседям как жену.
– Что за дикая фантазия! – воскликнул Кефал. – Что обо мне скажут охотники? Ведь они еще помнят о моей любимой Прокриде, которую я потерял по собственной глупости.
– Я назвал условие. Твое дело соглашаться или нет.
Еще раз взглянул Кефал на Лайлапа, на его узкое, дрожащее от нетерпения тело, на острые уши, вытянутую морду и проговорил:
– Согласен!
Через несколько дней в доме Кефала состоялся свадебный пир. Охотники пришли со своими женами и собаками, и псы радостно визжали возле мисок с едой во дворе. Пока готовили угощения, гости без умолку болтали, рассказывая об удивительных приключениях. Когда же стол был накрыт, в чем Кефалу помогал уже знакомый всем юноша, приглашенные спохватились:
– А где же твоя невеста, Кефал? Мы хотим ее видеть.
– Что… Невеста?… – смущенно пробормотал хозяин. – Лучше взгляните на приданое.
Повернув головы, все увидели сидящего в углу мегарона Лайлапа, всем своим видом показывающего, что он не одобряет бессмысленного скопления людей, и рядом с ним копье.
Обратившись к юноше, гости спросили:
– Ты выдаешь за Кефала сестру? Где же она?
– Невеста – это я! – проговорил юноша, срывая мужскую одежду.
– Моя Прокрида! – радостно вскрикнул Кефал, бросаясь к супруге.
Несколько лет жили они душа в душу. Прокрида хлопотала по хозяйству, с нетерпением ожидала Кефала с охоты. А он возвращался весь увешанный дичью, не переставая удивляться прыткости Лайлапа и меткости копья, которое само находило зверя.
После этого остальным охотникам на Гимете нечего было делать. Они разошлись по другим угодьям – Аттика в те далекие времена была покрыта густыми лесами, изобиловавшими дичью. А один из них попросился к Кефалу в помощники – ведь нелегко было тому справляться со своей добычей. Будучи завистливым от природы, он ждал только случая, как бы навредить удачливому охотнику.
Однажды он заметил, что, проходя в жаркий полдень по открытому месту, Кефал каждый раз напевает: