Театр отчаяния. Отчаянный театр - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Гришковец cтр.№ 147

Когда пришло время сказать о своём замысле родителям, я очень волновался. Тянул до последнего.

Тогда уже, конечно, прошли времена, когда у родственников человека, уехавшего за границу, могли быть неприятности и проблемы на работе. Но те времена были ещё очень свежи в памяти. Отъезд за границу ощущался как огромное, глобальное событие.

Но самое главное – такой отъезд понимался не как поездка, а как отъезд навсегда. Без обратного билета. Это было слишком серьёзно.

Теперь я удивляюсь своему безрассудству. Я собирался совершить никак не осмысленный шаг в безвозвратное. Ох, молодость! Только она позволяет совершать такие поступки… Мне конечно же было страшно! Но молодость шептала в ухо, что отказаться уже нельзя!.. Мол, как будет это выглядеть? Мол, трусить не годится!

Разговор с родителями получился тяжёлый. Они задали мне кучу вопросов, на которые у меня не было ответа. Они расценили мою затею как блажь и ребячество, но не смогли меня убедить отказаться от своего решения. Апрель близился к концу. Чуть больше чем через месяц я намерен был уехать.

Дней десять прошли у нас с родителями в трудных и безрезультатных разговорах. Были и крик, и слёзы, и долгие увещевания, и мои пламенные тирады. Я с убеждённым блеском глаз уверял маму и папу, что скоро смогу встать на ноги, прекрасно устроиться и позвать их к себе в дальние страны.

– Откуда в тебе такая нелепая уверенность, что тебя там ждёт такой большой и быстрый успех? – говорила мама, глядя на меня как на малознакомого человека. – Почему ты думаешь, что тебя там ждёт не то же самое, что всех остальных?.. Но ты даже машину водить не научился. А значит, и таксистом работать не сможешь… Значит, в лучшем случае дворник или мусорщик…

Я не мог на этот вопрос ответить. У меня не было уверенности. Я просто точно знал, что никаким дворником ни за что работать не стану. Дворником я мог бы поработать, никуда не уезжая.

Натолкнувшись на моё упрямство и решимость непременно совершить свой безумный поступок и сломать себе жизнь, родители помрачнели. Они не хотели со мной говорить.

– Делай что хочешь, – сказал отец в результате всех наших долгих разговоров, – но знай: ты если поедешь, то это будет против нашей воли. И ещё знай, что мы, разумеется, никуда не поедем. Захочешь нас увидеть – возвращайся сам. Или не возвращайся… Так мы с мамой решили.

Эти слова было слышать больно и страшно. С ними пришло осознание, что я уезжаю навсегда. Тяжесть этого осознания оказалась непосильно огромной. Но отступить я уже не мог.

У родителей было одно жёсткое условие. Они потребовали, чтобы я обязательно сдал сессию, а не бросал учёбу. Это требование я выполнил как приказ.

Была ещё одна проблема. Мне нужны были деньги на билеты и хотя бы какие-то средства с собой. Денег у меня не было. Но я хотел продать свои немногочисленные, но ценные иностранные пластинки, фотоаппарат и, возможно, акустическую систему. Этого должно было хватить на дорогу поездом.

Как-то вечером отец подошёл ко мне и предложил взять деньги у него так, чтобы мама не знала. Он был спокоен и суров, говоря об этом. Я попытался его обнять, но он повёл плечами, отстраняясь.

А потом, в конце мая, когда я убедился в том, что билет на поезд из Москвы в Берлин купить в Кемерово мне не удастся, я сам обратился за помощью к отцу.

Покупка билетов на поезда, идущие за границу, осуществлялась особым образом. Во всём городе Кемерово был один-единственный офис Агентства железных дорог, в котором можно было купить билет на поезд до Берлина, Парижа, Праги или до любого другого зарубежного города, куда ходили отечественные поезда. Этот офис находился в главной гостинице города под названием «Кузбасс». В малюсеньком кабинете можно было заполнить запрос на билет, заплатить за это, как за отправку телеграммы, и ждать ответа два или, включая выходные, три дня. Я отправил пять таких запросов и получил пять отказов. Тогда мне посоветовали ехать в Москву и там, в Централизованной кассе железнодорожных билетов, которая находилась на улице Большие Каменщики, купить билет по живой очереди. В очереди нужно было бы отмечаться утром и вечером. Так, в течение недели вполне реально было купить билет. Но билет можно было купить на поезд с отправлением в ближайшие сутки. Заранее билеты в такой кассе не продавали.

Билеты на самолёт из Москвы за границу в Кемерово купить было попросту невозможно совсем. Невозможно было даже осуществить такую попытку.

Отец выслушал мою просьбу. Мы присели, подсчитали даты окончания сессии, выбрали удобный день, и папа через три дня принёс мне билет из Москвы до Берлина. Ему помогли его бывшие заочники, которые работали на железной дороге.

Ковальский свой билет раздобыл самостоятельно. Но он этим озадачился раньше и выехать тоже собрался раньше. Он разработал целый план, согласно которому он выдвигался первым. По прибытии в Берлин он собирался уехать к своему знакомому по стройотряду и заниматься сбором необходимой информации. Где жил его знакомый, я не знал. Ковальский тоже. У него был только его домашний адрес. Номера телефона не было.

– Ты не волнуйся! Моего товарища зовут Енс Каснер. Он очень классный парень! Настоящий хиппи и философ. Он живёт не в самом Берлине, а где-то под Берлином. В том приглашении, которое он прислал на твоё имя, есть его адрес. Это на всякий случай. Меня Енс встретит. А я знаю, когда, каким поездом и в каком вагоне приезжаешь ты. Мы тебя встретим… И начнётся новая эра, старина!

Ковальский был бодр, деятелен и великолепно оптимистичен. Он собрал с собой массу самых неожиданных вещей. Я проводил его на поезд до Москвы и помог ему тащить его скарб, который состоял из тяжеленного старорежимного чемодана и большущего рюкзака. С собой он вёз разнообразную одежду на все случаи жизни и для всех климатических зон. Кроме этого он прихватил с собой белый лаборантский халат и чёрный, грубый, прорезиненный шахтёрский плащ, который взял у отца. В чемодан он затолкал несколько тюбиков клея, коробку масляных красок, кисти, целый мешок каких-то бусинок и пуговиц, пару мотков скотча, ножницы и ещё много чего.

– Это непременно нужно иметь с собой. Вдруг срочно понадобится, а под рукой не окажется, – говорил он весело. – Нужно всегда быть во всеоружии! Художественная идея подстерегает где угодно! А ты обязательно возьми с собой своё чёрное трико. И грим возьми. И вообще… Мало ли что может прийти в голову. Да, и, если сможешь, поменяй деньги! По приглашению в Центральном банке меняют пятьсот рублей на марки ГДР. Пригодятся на первое время. А потом нас прокормит искусство, которое, как известно, не имеет границ… И не будь таким хмурым. Там, куда мы едем, все улыбаются.

Через день после отъезда Ковальского я продал свою маленькую коллекцию любимых пластинок, стараясь расставаться с ними легко. Я уверял себя, что там, куда я еду, этих пластинок будет завались. Зарубежные виниловые пластинки оставались в цене. Я продал их без труда.

По предъявлении приглашения из ГДР и загранпаспорта в Кемеровском отделении Центрального банка я обменял триста рублей на почти тысячу новеньких марок Германской Демократической Республики. Я тогда впервые держал в руках иностранные деньги. Красные бумажки по 50 марок с Фридрихом Энгельсом и синие по 100 марок с Карлом Марксом. Деньги эти меня взволновали и порадовали.