— Здорово, — проворчала Рапсодия, продолжая стоять к нему спиной. — Но какой от него прок, если он растает, встретившись с жаром? — И она похлопала рукой по ножнам Звездного Горна.
Эши не был уверен, что она флиртует с ним, но очень на это надеялся. Он потянулся через ее плечо и коснулся влажной одежды, висящей на ветке. С нее тут же потекла вода. Рапсодия провела ладонью по своей рубашке, штанам и чулкам и обнаружила, что они совершенно сухие.
— Впечатляет, — сказала она.
— Если ты разрешишь мне коснуться твоего плеча, я смогу высушить все остальное, — предложил Эши.
После некоторых колебаний Рапсодия кивнула. Пальцы Эши легли на ее плечо, и белье Рапсодии мгновенно стало сухим.
— Спасибо. — Рапсодия принялась надевать рубашку. — Теперь ты сможешь вновь принимать меня всерьез.
— Рапсодия, я всегда относился к тебе серьезно, — заявил Эши.
Он сказал правду и молил всех святых, чтобы она не оказалась приспешницей демона. Впрочем, он решил, что, даже если она и полна зла, он готов без колебаний отдать ей свою душу.
Она уже застегивала штаны.
— Большинство мужчин смотрят на меня сверху вниз. Они вообще не принимают всерьез раздетых женщин.
— Почему ты так думаешь?
— Ну, обычно сами мужчины чувствуют себя не лучшим образом, если они раздеты. В отличие от женщин, они обладают указателем, который выдает их чувства.
Эши почувствовал, что краснеет.
— Я не совсем тебя понял. — Оставалось надеяться, что Рапсодия не имеет в виду его самого.
— Когда мужчина обнажен, его мозг оказывается выставленным на обозрение всему свету.
— Смешно.
Надевая сапог, Рапсодия задумчиво посмотрела на него.
— Вовсе нет. Мой опыт подсказывает мне, что мужчины думают именно этим органом.
Эши решил, что лучше не продолжать опасный разговор. Она не ошиблась. В этот момент его мысли были длинными и твердыми.
Той ночью огонь горел еле-еле. Эши несколько раз подбрасывал в него хворост и торф, но пламя отказывалось набирать силу. Он не смог сдержать улыбки — до сих пор огонь ни разу не оставался таким меланхоличным. И его поведение вполне соответствовало настроению Рапсодии.
После того как они разбили лагерь, Рапсодия почти все время молчала и, пока Эши готовил ужин, приводила в порядок их вещи. Ужин также прошел в молчании, но оно не было враждебным. Она вежливо отвечала на вопросы, но вести длинные беседы ей не хотелось. Она настолько погрузилась в размышления, что Эши решил ее не тревожить.
Рапсодия вымыла посуду и сложила все кухонные принадлежности в сумки, а потом отошла подальше от огня, чтобы посмотреть на звезды, которые одна за другой зажигались на небе. Восточный ветер гнал дым от костра в ее сторону, изредка бросая в ночное небо искры, и они бесследно исчезали.
Эши устроился с противоположной стороны костра, повернувшись к Рапсодии спиной. Однако дракон, живущий внутри него, ее чувствовал. Эши понимал, что сейчас она хочет побыть одна. Он с интересом прислушивался к ее вечерней песне, которую она всегда пела, когда на небе появлялись звезды, наслаждаясь красотой ее голоса и чисто той мелодии. Спустились сумерки, потом стало темно, но Рапсодия продолжала сохранять молчание.
Эши почувствовал, как по ее щеке скатилась единственная слеза; она неотрывно смотрела в небо, но не находила того, что искала. Сердце Эши сжалось. Ему хотелось обнять Рапсодию и прошептать ей слова утешения, но он прекрасно понимал: этого делать нельзя. Ему ничего не оставалось, как сохранять дистанцию; не исключено, что именно его глупость стала причиной ее печали. Он выругал себя и взмолился, чтобы ее боль не была следствием воспоминаний, которые он невольно всколыхнул.
— Твоя вина, — пробормотал дракон. — Все это твоя вина.
Вдруг Эши услышал тихий шепот. Человеческое ухо не могло разобрать слов, но для дракона это звучало так, словно Рапсодия говорила вслух:
— Лиакор миатмин эвет тана роша? Эвет риа диндейр. Дейфи ариа.
Он сразу же узнал язык — она говорила на древнелиринском. Эши подумал, что может достаточно точно перевести: «Как я могу рассчитывать на твой ответ? Ты меня не знаешь. Я потеряла звезду».
Эши охватили смешанные чувства. Удовольствие — его подозрения наконец подтвердились, она намерьенка, если владеет языком лиринов Серендаира. Неуверенность она обращалась к звездам, или к нему, или совсем к другому? И боль — он сразу же узнал глубину отчаяния в ее голосе, она страдала от одиночества.
Эши встал, медленно обошел вокруг костра и остановился за спиной Рапсодии. Он скорее почувствовал, чем увидел, как распрямляются ее плечи и исчезает слеза — температура ее кожи резко поднялась. Рапсодия не стала поворачиваться к нему. Он улыбнулся, его тронуло то, как она использует свою огненную магию, но постарался говорить самым обычным голосом.
— Ты ищешь какую-нибудь определенную звезду? — Она покачала головой в ответ. — У меня есть кое-какие познания в астрономии, — продолжал он, пытаясь подыскать нужные слова.
— Почему ты спрашиваешь?
Эши поморщился, осознав, что не нашел нужного подхода.
— Ну, — ответил он, стараясь говорить честно, — мне показалось, что ты произнесла слова «дейфиариа». На сколько я знаю, это означает «я потеряла звезду».
Рапсодия закрыла глаза и глубоко вздохнула. Когда она повернулась к Эши, на ее лице появились печаль и покорность. Однако гнева он не увидел.
— «Дейфи» действительно означает «я потеряла», тут ты прав, — сказала Рапсодия, глядя мимо него. — Но второе слово ты перевел неверно, «ариа» это не просто «звезда», а «моя звезда».
Эши прекрасно понимал, что сейчас не время праздновать победу.
— И что это значит, если ты, конечно, хочешь ответить на мой вопрос? Какую звезду ты потеряла?
Рапсодия подошла к костру и села, потирая лоб. Она молчала. Эши вновь выругал себя.
— Прости меня, я не имел права влезать в твою жизнь.
Впервые после ужина Рапсодия посмотрела ему в глаза.
— Моя мать родилась в семье лирингласов, живущих в лесах и лугах, Певцов Неба. В трудные минуты они всегда обращались к небесам, песней встречали день и песней провожали его перед наступлением ночи. Наверное, ты заметил.
— Да. Очень красиво.
— И еще они верили, что каждый ребенок рождается под своей путеводной звездой и что между душой каждого лирина и его звездой существует связь. «Ариа» означает «моя путеводная звезда», хотя, естественно, звезды имеют собственные имена. С этим связано множество ритуалов и традиций. Мой отец считал их чепухой.
— Мне кажется, это замечательное верование.
Рапсодия ничего не ответила. Она снова посмотрела в огонь, и унылые отблески пламени не смогли оживить ее лицо.