Бабушкин внук и его братья - читать онлайн книгу. Автор: Владислав Крапивин cтр.№ 31

Вячик настороженно спросил:

— А их не могут опять посадить за проволоку? Насильно. Чтобы работали.

— Я же говорю: они ушли…

— Найдут!

Демид усмехнулся:

— Не найдут. По крайней мере, Федю. Он кинул на плечо свой рюкзак и прямо оттуда ушёл по дороге…

— Догонят, — сказал Вячик.

Демид глянул на него, как недавно на меня.

— Мальчик, есть дорога, а есть Дорога.

— Это что? — спросил вдруг Николка. До этого он молчал — сидел на коленях у могучей Маргариты и помешивал дюралевой саблей угольки в камине.

Теперь Демид внимательно глянул на Николку.

— Что такое Дорога, очень трудно объяснить… Так же, как, например, что такое Живая Межзвёздная Сеть, обратное поле молекулы или структура многомерного континуума.

— Дорога всегда Дорога, — сонно сказал Николка и привалился щекой к свитеру Маргариты. И я понял: он хотел объяснить, что в отличие от других вещей Дорога во всех мирах одна и та же. Не может быть ничем иным.

— Он не вернётся? — спросил я у Демида про Полянцева.

— Кто его знает… А от его сотрудников без него самого ничего не добьются. Он сводил в себе все гипотезы воедино. Потому что занимался главным вопросом: закономерностями причинно-следственных построений в этом самом многомерном континууме…

— Как это? — недовольно спросил Вячик.

— Вот пример: ты бежишь по тропинке и запинаешься. Причина — камень на этой самой тропинке. Следствие — шишка на лбу. А может ли быть наоборот? Камень появляется оттого, что вскочила шишка?

— Не-а, — удивлённо сказал Арбуз.

— «Не-а» — это в нашем привычном мире. Но при некоторых обстоятельствах случается, что причина и следствие не зависят друг от друга. Или того интереснее — они меняются местами.

— Это как бы мне ни с того ни с сего ставят «пару» в дневник. А потом выясняется, что я и правда ничего не знаю, хотя и учил. Так? — сообразил Вячик.

— Ну… приблизительно так, — неохотно сказал Демид. — Хотя пример, конечно, с натяжкой…

— Кофе хотите, философы? — спросила Маргарита. — Только сахару не осталось…

И мы стали пить кофе без сахара.

Перед Новым годом состоялась премьера «Огнива». Мы разрисовали и расклеили на заборах афиши. И у себя в школе продали немало билетов (совсем, кстати, недорогих). В маленьком зрительном зале собрались в основном ребята из соседних кварталов.

Всё получилось так здорово!

В конце спектакля Николка (с петушиными крылышками на зелёных лямках) стрелой из своего лука пульнул в злую колдунью и выбил из её руки волшебное огниво. Зрители радовались вовсю! Ведьма обиженно голосила, что это нечестно: амуры, мол, должны стрелять только ради любви, а не ради борьбы со злым колдовством. Солдат посадил Николку на плечо, а ведьме и двум посрамлённым генералам объяснил:

— Любовь это не только поцелуи и охи-ахи. Это ещё когда хороших людей защищают от зла. Так что шагом марш отсюда…

После этого ведьма со стуком и пылью провалилась в люк под сценой, а солдат надел волшебные колечки Поэту — автору этой сказки и королевской судомойке — невесте Поэта.

На этот спектакль Демид пригласил знакомого оператора из местной телекомпании «Инф». Вечером отрывок из «Огнива» показывали в «Городской телехронике». И короткую беседу с Демидом. Я записал эту передачу на ту же кассету, где «Остров сокровищ» и «Песня про аистёнка»…

Ёлку принёс отец. Большую, до потолка. Свежую и пушистую. Такими ёлками торговала их фирма. Поставили ёлку в комнате родителей — самой большой.

Я, пока развешивал шары и лампочки, исколол руки, но это было даже приятно. Такой праздничный зуд…

Бабушка помогала мне. И между прочим сказала:

— Вчера я была у Стоковых. Ивка передаёт тебе привет.

Меня крепко скребанула совесть: ведь я так ни разу больше не собрался к Ивке. И на кладбище с бабушкой не съездил.

— А Сонечка всё время играет твоим паровозиком…

— Ба-а! Ну, знаю, знаю, что я скотина!

— Господь с тобой! Я же ничего такого не говорю. Ты же болел, а потом контрольные эти в школе… Ты только вот что…

— Что?

— Не ссорься больше с отцом. Хоть на праздниках…

Это потому, что я недавно опять с ним «поцапался».

Отец узнал, что за полугодие у меня больше чем за половину предметов тройки, и сказал в пространство:

— Эх, тройка, птица-тройка, и кто тебя выдумал…

— А зато по русскому и по немецкому пятёрки. И английский я сдал за две четверти. Сверх программы!

Отец сделал удивлённое лицо.

— А что ты так болезненно реагируешь? Нельзя процитировать Гоголя? — Он хмыкнул и пожал плечами. И это хмыканье показалось мне до того обидным! Я выскочил из-за стола и заперся в своей комнате.

Мама говорила, что мы не ладим, потому что из нас обоих «так и прёт этакая мальчишечья нетерпимость». А может, нетерпимость «пёрла» именно потому, что мы ссорились? Где тут причина, где следствие? Разобраться мог бы, наверно, только Федя Полянцев, но он ушёл по Дороге…

Перед самым новогодним праздником я поклялся себе, что буду в разговорах с отцом сдерживаться. И отец был ласковый. Незадолго до двенадцати часов позвал к себе, обнял, поцеловал в макушку и подарил книгу «Энциклопедия для мальчиков». А я отдал ему своего деревянного гнома…

Потом мы все дарили друг другу подарки у новогоднего стола (мы накрыли его на кухне, а в открытую дверь была видна ёлка с огоньками). За окном опять висела почти полная луна, а на стекле мерцали изломы ледяных узоров.

Мы зажгли на столе свечи. Мама сказала, что пора попрощаться со старым годом. Проводить его без жалоб на судьбу. Что было, то было…

— Подождите, — сказал папа. — Давайте сперва за тех, кого в этом году не стало…

Мы замолчали. «Митя… И ещё сколько таких, как Митя… и малыши, погибшие от гранаты. И ещё сколько таких малышей…» Озм опять придвинулся вплотную. Я плотно сжал губы.

— А тех, кто сбил Виктора Петровича, так и не нашли? — тихо спросила бабушка. Виктор Петрович был папин товарищ, они вместе работали ещё в авиации, а потом в «Альбатросе». В феврале его сбила неизвестная машина. Все говорили, что нарочно. Не пошёл он на контакт с какой-то крутой группировкой.

— Жди, найдут они, — сказал отец, и лицо у него затвердело. — Самих себя пришлось бы находить. — Он был уверен, что те гады были связаны с гадами, засевшими в милиции. Мама за отца боялась. И я…

— Ну, давайте, — сказал папа. — Не чокаясь…

Мне дали пригубить горьковатого вина под названием «Глория». Оно пахло полынью.