И еще были обеды…
София подняла салфетку с коленей и поднесла к уголкам рта. Жареная курица, лежавшая перед ней, выглядела бы вполне съедобной, если бы у девушки был аппетит. Но, увы, сейчас ей было не до еды — ее тошнило при одном лишь взгляде на женщин, сидевших напротив нее за маленьким столиком в магазине миссис Джонс.
— Это будет замечательно, но кто-то должен мне помочь, — сказала мать Лоинса, делая глоток мадеры. — Иногда мне просто не хватает времени, чтобы обойти всех неудачников.
Помогая «неудачникам» — мать викария только так называла всех бедных и обездоленных в Галвале, — София поняла, что ее представления о помощи совершенно расходились с представлениями матушки Лоинс.
Выяснилось, что при посещении бедняков не следовало приносить с собой еду или одежду. Заявляясь ранним утром к какому-нибудь несчастному, мать Лоиса читала ему в течение часа или даже дольше некоторые отрывки из Библии, а затем, вогнав беднягу в уныние, отправлялась к следующему несчастному — и так продолжалось десять часов каждый день. За исключением воскресенья, конечно, когда она проводила весь день в церкви.
— Я все равно не могу понять, какой будет вред, если мы принесем нуждающимся хлеба или одеял, — не выдержав, сказала София.
— Когда неудачников обеспечивают товарами, они окончательно теряют желание трудиться, — ответила матушка Лоинс. — И действительно, зачем им искать работу, когда они и так получают все, что им требуется? Поверьте, мисс Уайт, вам еще многому придется научиться. — Пожилая женщина улыбнулась Софии. — Приходите ко мне утром, в семь часов, и я дам вам несколько подходящих писаний, которые подготовят вас к тому, чтобы стать достойной женой викария.
— А когда я выйду замуж за вашего сына… Как вы тогда будете проводить свое время? — спросила София. Как жена викария я буду одна посещать несчастных, не так ли?
— О, дорогая, я не смогу оставить репутацию своего сына и церкви в ваших руках. И еще много лет не смогу.
София тихонько вздохнула. Сейчас ей казалось, что здесь, в этом городке, ее окружали самые жестокие люди из всех, кого она когда-либо встречала. Но она по-прежнему считала, что ее долг — выйти замуж за преподобного Лоинса, пусть даже она будет жить в доме, где властвовала матушка Лоинс, которая всегда и во всем была права.
Мысленно проклиная герцога Хеннеси, девушка допила остатки мадейры из своего бокала. Пока она не встретила викария и его мать, она любила людей и любила жизнь, и вот теперь, оказавшись в этом городке… София снова вздохнула. Теперь она по-настоящему жила только ночью, потому что ей постоянно снился Адам. А вот дни ее были просто невыносимыми, и она уже возненавидела эту свою новую жизнь, и ей хотелось отсюда сбежать. Ее удерживали в Корнуолле только мысли о «Тантале». И, конечно же, ей не хотелось опускаться до того, чтобы стать содержанкой Адама. Сидеть в небольшом домике на окраине Лондона и ждать, когда у герцога появится свободное время для нее? О, это было бы ужасно! И поэтому она останется здесь. Пусть даже жизнь в Корнуолле рано или поздно убьет ее. И София очень надеялась, что это случится рано, а не поздно.
Адам въехал в пустынный городок. Все магазины были закрыты, и никого не было видно даже у общественной конюшни. Городок состоял примерно из пятидесяти строений, большинство из которых были небольшими, покосившимися домиками — их окружали сады и огороды с гуляющими по ним курами и утками.
— Черт возьми, где же люди? — пробурчал герцог.
Он почти сразу же увидел гостиницу «Остер Шелл», в которой остановился Хейбери, а затем услышал перезвон церковных колоколов. При этом звоне Адам похолодел. Он просил Оливера задержать свадьбу на десять дней. А прошло восемь. Что если маркизу не удалось предотвратить брак? Неужели он потерял Софию?
Тут герцог спешился и наконец-то сообразил. Ведь сейчас — воскресное утро! И, конечно же, все в церкви. Вот и объяснение. Держась за эту мысль, Адам вошел в гостиницу и, осмотревшись, закричал:
— Хейбери, ты где?
Послышался скрип какой-то двери, а затем — голос маркиза:
— Приветствую, Гривз! — Маркиз Хейбери стоял на верху узкой лестницы, ведущей в общую комнату.
— Приветствую, Оливер. Она еще не замужем?
— Еще нет.
Адам с облегчением выдохнул, и ему показалось, что он не дышал всю прошедшую неделю.
— Слава богу! А она здесь?
— В церкви. Воскресная служба идет уже несколько часов.
— Вот и хорошо. Мне нужно время, чтобы подготовиться.
— Думаю, сначала вам нужно кое-что уладить, — заметил маркиз.
— Я и собираюсь…
— Со мной, Гривз.
— Мне кажется, София находится в более тяжелом положении, чем ты, Оливер. Так что можешь пока подождать.
— Нет, не могу. Потому что я не доверяю вам, милорд. Я провел здесь тринадцать дней, стаптывая каблуки и пытаясь понять, что же вы затеяли. София, может, и любит вас, а я — нет. И вы не подойдете к ней, пока не убедите меня, что улучшите ее положение, а не сделаете еще большую гадость, чем Хеннеси.
Адам в гневе сжал кулаки. Но тут же, сделав глубокий вдох, заставил себя успокоиться. Прежде всего он хотел поговорить с женщиной, которую любил. Но человек, стоявший сейчас перед ним, был другого мнения.
Стараясь не повышать голос, герцог спросил:
— Чего ты хочешь от меня, Оливер? Хочешь, чтобы я признал свои грехи?
— Это для начала, — ответил маркиз, скрестив на груди руки.
— Ты тоже не ангел, — проворчал Адам.
— Но не я пытаюсь отменить свадьбу викария. И не я играю с судьбой молодой женщины, и без того несчастной. Поэтому объяснись. В противном случае я приложу все силы, чтобы тебе помешать.
— Так ты хочешь, чтобы она вышла замуж за преподобного Лоинса?
— Нет, не хочу. Но я также не хочу, чтобы с тобой ей было хуже, чем здесь. Ты хотел сделать ее своей любовницей — она все мне рассказала. Возможно, это было бы удобно для тебя, но София сейчас и так имеет крышу над головой и средства к существованию. Так что она обойдется и без тебя.
— А что, если Хеннеси закроет твой клуб? — спросил герцог.
— Я готов рискнуть, и Диана со мной согласна, — ответил Хейбери, прислонившись к дверному косяку.
— Но София не хочет рисковать «Танталом». Она знает, как много он значит для ее друзей. — Адам немного помолчал. — Чего ты хочешь от меня, Оливер? Признания? Что ж, очень хорошо. Да, я жульничал той ночью, когда играли в карты. Я заплатил крупье. Да еще и подменил колоду — чтобы ты наверняка проиграл.
Оливер спустился по лестнице. Его худое лицо заметно побледнело.
— Я прекрасно знаю об этом. Но ты хоть представляешь, что сделал той ночью? В то время мой дядя перестал меня финансировать, и я пытался выиграть немного денег, чтобы жить на что-то. А из-за тебя мне пришлось оставить Англию и уехать в Вену.