Дайте мне обезьяну - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Носов cтр.№ 18

Филимонов сказал, что ему что-то напомнило, но сказать, что напомнило, он что-то не смог, – значит, не напомнило, а только напоминало. Лично он, разумеется, за.

Кукин Борис Валерьянович, вопреки всем ожиданиям, энергично хвалил.

По его мнению, Тетюрин удачно применил метод опредмечивания идеи. Каждая мысль, претендующая на пиаровскую выразительность, должна олицетворяться чем-нибудь зримым и осязаемым. Борис Валерьянович даже сделал небольшое сообщение на эту тему, благо публика была расположена слушать.

В качестве иллюстрации Кукин привел пример, взятый им из наблюдений за ящиком. Показывали какое-то шоу-судилище: как бы все по-настоящему – реальный конфликт, истец, ответчик, прокурор, адвокат, судья, присяжные заседатели, – но без обязательного исполнения приговора; телесуд, по замыслам авторов передачи, имел не юридическое, но нравственное значение. Кукин уже не помнит суть конфликта, дело в другом – в примечательном выступлении адвоката. Тот утверждал, что его подзащитного оклеветали, что он стал жертвой грязных интриг и что «сегодня в этот зал выплеснуты отвратительные нечистоты». Выступление перед присяжными адвокат начал с того, что достал из полиэтиленового пакета большую лохматую мочалку и кусок мыла. «Господа, – сказал адвокат, – даже этой мочалкой и этим мылом мы не сумеем отмыться от той грязи, в которой нас всех сегодня измазали!» По лицам присяжных, свидетельствует Кукин, пробежала судорога омерзения.

Другой пример. Первые элекции в Государственную Думу, 1993. Небывалый успех В. В. Жириновского. За несколько часов до официального прекращения предэлекционной агитации лидер либерал-демократов выступал по TV. Неожиданно он достал откуда-то из-под стола коробку конфет и букет цветов и сказал взволнованным голосом, что эти конфеты и эти цветы он дарит вам, матери-одиночки, – счастья вам и т. п.

По мнению Кукина, дворняга, предложенная Тетюриным, в той же степени олицетворяет идею любви, в какой мочалка и мыло – идею клеветы и подлости, а конфеты с цветами – идею надежды на сбыточность сокровенных желаний.

Но и это не все. Кукин особо приветствовал принцип подхода: знакомство через собаку. Здесь он усматривал концептуальный ответ мордоделам Каркара – на убийство одной собаки мы отвечаем спасением другой. Отличное решение. По мнению Бориса Валерьяновича, образу мертвой собаки Каркара, фатально коррелирующему с идеей гибели и безысходности, в подсознании избирателя теперь будет противополагаться образ живой собаки Богатырева, олицетворяющей спасение и любовь.

– В чем я не уверен, – рассуждал Борис Валерьянович, – так это в выборе собачьей клички. Ушанка… С одной стороны, хорошо: доброта, теплота, уют, ощущение домашности, не так ли? Где-то даже неожиданно, нестандартно… посмотрите, вместо характерного для данной ономастики грубого эр – Рекс, Курт, Адмирал – предлагается нетрадиционный глухой шипящий звук ша: Ушанка, Ушаночка… Если вдуматься, это имя более кошачье, чем собачье, но в координатах нашего мифа столь парадоксальная фонетика вполне адекватна исходной задаче, что я и отношу к безусловным плюсам. А вот минус. Почему, собственно, Богатырев назвал собаку Ушанкой? Мы ведь все знаем, что такое ушанка, и ни для кого не секрет, что шкура некоторых собак в конечном итоге идет на головные уборы. Что же хотел сказать Богатырев, называя собаку Ушанкой? Не выдает ли Ушанка в Богатыреве приверженца черного юмора? Или, еще хуже, не выдает ли в нем некие тайные помыслы?

Тут все внимавшие Кукину дружно запротестовали, и Борис Валерьянович не стал настаивать на безупречности своего доброжелательного анализа.

Имя Ушанка всем нравилось.

Эта ночь для Филимонова оказалась библиотечной; он провел ее у Оленьки Жур.

Где-то около двух, когда черед настал угомону, во дворе под окном кто-то с чувством разбил бутылку, – Ольга повернулась на другой бок, лишив толстобокого Филимонова причитающейся ему части общего одеяла. Он никогда и никого в постели, даже собственную жену, не называл по имени (во избежание понятных недоразумений), а потому сказал так: «Дорогая!» Статус-кво был немедленно восстановлен; чем-то тронуло Олино сердце его «дорогая», она поцеловала в лоб ночного пришельца, нежно потрогала его подбородок и, склонясь над лежащим на спине Филимоновым, вдруг – в темноте – ни с того ни с сего – принялась исповедоваться: рассказывать о своих мужиках, какими были они. Все они были читателями библиотеки. Филимонов явственно представил каждого из своих предшественников: капитана милиции, в которого когда-то воткнули гвоздь и который, любя Ольгу, продолжал жить с нелюбимой и глупой супругой… тщедушного, но доброго преподавателя химии, чья ортопедическая обувь источала неприятный кисловатый запах и от кого родила Ольга четыре года назад мальчика Рому – Филимонова тезку… а также представил Юрия Ильича, с волосиками в ушах, старшего технолога производства костяной муки, не вернувшего двухтомник Хемингуэя… Быть их современником неприятно Филимонову было. Он слушал Ольгу с нарастающим беспокойством. С некоторых пор в нем развивалась реалофобия, профессиональная болезнь имиджмейкеров. Он побаивался действительности, особенно голой и не приукрашенной.

С удивлением узнал Филимонов, что при городской читальне обитает бомж, подобно тому, как это бывает при некоторых столовых, – не имеющего документов нельзя записать официально, но все-таки его подкармливают духовной пищей – дают читать толстые журналы, безвозмездно рассылаемые по библиотекам России небезызвестным Институтом «Открытое общество».

– И ты с ним тоже спала? – Филимонов спросил.

– Нет, ну что ты… Но он глядит на меня голодными глазами… И часто рассказывает о себе… Знаешь, он…

– Не надо!

Филимонов сам стал рассказывать – не о себе, о других – историю о тех двоих, – как они познакомились посредством собаки, и не могла выбрать собачка между потерявшим ее мужчиной и нашедшей ее женщиной, все смотрела то на одного, то на другого.

– Тебе ничего не напоминает? – спросил Филимонов.

– Что-то да… Дай подумаю…

– Ну что, что? – торопил Филимонов.

– «Каштанку»!..

– Да ты что! Правда?

– Причем – мультфильм!

Мультфильм!.. «Каштанка»!.. Вот тебе дежавю! Он ведь чувствовал, что это на что-то похоже!.. Ай да Тетюрин, ай да сукин сын!.. И пусть!.. Отлично.

Только в «Каштанке» вообще женщин, кажется, не было – ни в рассказе, ни в мультфильме… Там два мужика… Не суть важно. Пусть припоминают, пусть ощущают смутную причастность к событию.

Бывшему редактору Филимонову никогда не доводилось редактировать Чехова.

Но мультяху он видел. Давно.

– Только, пожалуйста, очень тебя прошу, больше не рассказывай о своих любовниках.

– Не буду, – покорно Оля сказала.

Филимонову захотелось что-нибудь ей приятное сделать.

– Хочешь, мы тебе присудим второе место на конкурсе анаграмм? Приз дадут.