После Путина - читать онлайн книгу. Автор: Константин Долгов cтр.№ 25

Страница

А таких дурачков, блаженных и злонамеренных, у нас не так уж мало. И немудрено: их ведь начали штамповать ещё в восьмидесятые, да так интенсивно, что к началу советской перестройки ими можно было уже щели затыкать. И они тогда внесли немалый вклад в разрушение идеологического пространства — не «единой и незаменимой» коммунистической идеологии, а идеологического пространства вообще. Одним из основных элементов перестройки была деидеологизация. Это дурацкое словечко ходило в перестроечной прессе наравне с «демократизацией», «гласностью» и «ускорением». Разве что Горбачёв его не употреблял, но зато разнообразные прорабы и бригадиры перестройки охотно и проникновенно вещали о необходимости постепенной деидеологизации. А уж журналисты и прочие эксперты из числа научно-технической и творческой интеллигенции так и вовсе тыкали эту деидеологизацию куда надо и куда не надо. Логика была примитивная до глупости — впрочем, как многое в перестроечные времена. Все проблемы советского строя, как экономические, так и «социогуманитарные», то есть всяческие свободы, права и тому подобные пафосные штуки, — объявлялись следствием «заидеологизированности» советской жизни. Это означало, что коммунистическая догматика марксистско-ленинского образца проникла во все сферы жизни советского общества и мешает ему развиваться «естественным» путём. Противопоставление «естественный» — «идеологический» вам уже знакомо, я чуть выше о нём писал. Безусловно, советская идеологическая догматика, застывшая в относительно неизменном виде ещё с шестидесятых годов (благодаря Хрущёву, а вовсе не Сталину), основательно оторвалась от социальных корней и утратила связь со своей «живой» частью. И это действительно представляло серьёзную проблему. Но уж точно не такую апокалипсическую, каковой пытались её выставить «перестроечники». А самое главное — они-то вовсе не делали никаких оговорок: по их уверениям, неестественной являлась любая идеология как таковая! То есть общество может естественно развиваться только без идеологии, а любая идеология «извращает» его развитие. Именно поэтому нужно было, по мнению «перестроечников», не трансформировать коммунистическую идеологию и даже не заменять её полностью другой (например, неолиберальной, как это в действительности и было сделано), а отказаться от идеологии вовсе. Дескать, посмотрите, товарищи: нормальные-то страны (это те самые развитые с капитализмом) живут без всякой идеологии, просто так живут, «прагматично»! И только «соцлагерь» вкупе с азиатскими и латиноамериканскими диктатурами цепляется за идеологию как за духовный наркотик.

Что тут скажешь? Назвал бы их дураками, да не столько они ими были, сколько старались сделать таковыми всех остальных советских людей. Ведь кое-что в этих призывах к «деидеологизации» казалось здравым: советская идеология действительно застыла в догматическом состоянии с шестидесятых годов — благодаря Хрущёву, который заявил: «Идеологии не надо!» Мол, есть труды дорогого нашего Маркса, а также не менее дорогого и ещё более нашего Ленина и не надо больше ничего придумывать, достаточно классиков — и усё. Ну, вот это вот «усё» и функционировало в Союзе вместо идеологии, никак не соотносясь и не учитывая проходивших социальных и политических изменений, реальной жизни. Существовало почти в полном отрыве от действительности — почти так же, как номенклатура восьмидесятых. Да, именно благодаря Хрущёву советская идеология, в первой половине XX века представлявшая собой редкий случай полной идеологии (то есть и профессиональной, и естественной, «живой»), постепенно превратилась в искусственную архаичную догму. Конечно, эта догма мешала развиваться многому: и экономике, и политике, и науке, и особенно культуре. Впрочем, как мешала: ограничивала интенсивность развития. Потому что кто может сказать, что советская культура не развивалась вплоть до перестройки? Только полный дурак. Или сволочь. Таких хватает, но я не из них. Тем не менее в застывшем догматическом состоянии советская идеология не могла учитывать важнейших сдвигов, которые на самом-то деле могли обновить её и дать ей не просто новое дыхание, а породить новый виток и, возможно, новую версию реалистичного коммунизма (а не двуличного «социализма с человеческим лицом», который был лишь маскировкой очередного преклонения перед ярким западным образцом). Вот тут-то и зарыта собака. Логичной мерой в этой ситуации было бы что? Обновление идеологии или реидеологизация: переосмысление идеологических позиций, основных её ориентиров, «взламывание» догматики, стимулирование большой научной и общественной дискуссии. Вот это было бы и логичной, и, главное, эффективной мерой. А вместо этого зазвучала какая-то совершенно бессмысленная «деидеологизация». Её, конечно, не «перестроечники» придумали, а американский социолог Д. Белл. Придумал, а потом подумал ещё — и отказался от неё, написав, что деидеологизация возможна только при условии возвращения к обществу дополитическому, первобытному. Но кто же его дочитывал, того Белла! Перестроечные оболтусы мало чем отличались от сегодняшних либералов: они обычно ограничивались чтением аннотаций. Увидели привлекательное словечко — и давай его тыкать всюду. А проблема заключалась в том, что без идеологии общества не существует. И тот самый Запад, на который, пуская слюну, взирали «перестроечники» во главе с провокатором Яковлевым, был идеологизирован по самое не хочу! Только вот в чём нюанс. В Советском Союзе идеологией пичкали всех подряд. Почему? Чтобы тоталитарно поработить? Да бред сивой кобылы. Чтобы спровоцировать массы участвовать в политике и управлении государством, вот почему. Ведь социалистический же был строй, народный? Ну вот. А как можно привлекать народ к управлению государством (даже к тем же выборам), если народ в политике и идеологии не разбирается? Вот и пытались сделать так, чтобы разбирались — криво пытались, кондовыми методами, но пытались. И добились ведь! Ведь попёр же советский народ участвовать в политике в конце восьмидесятых и начале девяностых! Жаль, недоученным попёр, вот и натворил глупостей. Так вот, пока в Советском Союзе идеологии обучали, распространяли её максимально широко, на Западе она оставалась продуктом для избранных. А массам, то есть плебсу, впаривали, как и сейчас, основы этой идеологии под видом «общечеловеческих» ценностей. Чтобы, не дай бог, ни одна единичка из этой массы не задумалась над тем, что если это всего лишь идеология, то, наверное, есть и другие идеологии? В советской идеологии как было? Одна, единственно верная, на века, непогрешимая… и при этом десятки, сотни томов с «критическим разбором» других идеологий и политических теорий, где можно было прочитать о либерализме или фашизме больше, чем в трудах главных идеологов этих направлений. И читали, между прочим, все подряд, а не только партийные деятели и преподаватели истмата. А на Западе идеология была «разлита» по всему обществу, но называлась сама собой только в профессиональной среде — в университетах да в конгрессах-сенатах.

Вот и получилось, что призывы к деидеологизации были дурацкими по всем меркам, приблизительно как самодовольная болтовня небезызвестного Френсиса Фукуямы о «Конце истории» ^[10], поскольку без идеологии общество в XX веке существовать не могло. Идеология — это политическая надстройка в мировоззрении. Общество без мировоззрения — это общество без ценностей и норм, общество с отсутствующим сознанием. Представьте себе человека без ценностей и норм, без убеждений и ориентиров. Представили? Легче лёгкого: это идиот. Анэнцефал, человек без головы, нежизнеспособная аномалия. То же самое и с обществом: если оно существует, то однозначно существует и общественное сознание, вырастающее, как и культура, на основании той деятельности, которая является для этого общества основной. А дальше получается вот что: общество развивается, деятельность становится разнообразной (разделение труда и т. д.), появляются разные группы — усложняется, в общем, всё. И чем сложнее становится общество, тем тяжелее им управлять. И постепенно общественное управление выделяется в самостоятельную сферу деятельности, почти профессиональную. Эта сфера — политика. И в этой сфере общественные ценности, нормы, убеждения и ориентиры приобретают особую форму и отчасти даже корректируются. Так вот, идеология — это политическое мировоззрение, результат политизации мировоззрения, абсолютно неизбежный для любого общества, шагнувшего в современность, в модерн. Не будет идеологии — и развитие общества перестанет быть хоть сколько-то прогнозируемым, а само оно погрузится в политический хаос. У социологов есть термин, обозначающий состояние общества, в котором перестали действовать старые ценности и нормы, а новые ещё не устоялись, — аномия. Этот термин ввёл француз Эмиль Дюркгейм, а потом доработал американец Роберт Мертон — и в общем виде термин у них обоих обозначал разобранное состояние общества, дезинтеграцию и невозможность управления. Результатом деидеологизации не может быть «освобождение общества от идеологии», поскольку это то же самое, что освободить человека от самоосознания, самоконтроля и мировоззрения. Результатом деидеологизации может быть только политическая аномия — полная утрата ориентиров и представлений о смысле политической и социальной жизнедеятельности. Ну, собственно, этого результата и добились деидеологизаторы после распада СССР: полная дезориентация населения в политическом пространстве, включая даже значительные профессио нальные политические группы. Вот тогда-то и стали болтать о «прагматизме», который должен сменить идеологию, и о «реал-политик», которая должна заместить собой марксизм-ленинизм.

Страница