– Не уверен, что не умеет…
Книжник улыбнулся.
Это о Белке. Ее не нашли. Она снова их провела… И это, Беспощадный вас забери, чудесно.
Он закрыл глаза, заснул со счастливой улыбкой на губах. Это было уже не падение в смертельную тьму, а именно сон усталого раненого чела.
А проснулся Тим от того, что у него начали болеть кисти рук. Болеть так, словно его подвесили на веревке…
Он открыл глаза и понял, что лучше было умереть, не приходя в сознание. Врубиться в ту стену чуть посильнее и сдохнуть с расколотым черепом.
Руки болели не зря – кисти его затягивала веревочная петля и он висел на потолочном крюке, не касаясь ногами земли, и медленно вращался вокруг своей оси.
Неподалеку от него на колченогом табурете сидел человек с помповиком на коленях, притом сидел в такой вальяжной позе, что невольно хотелось отнестись к нему уважительно – имеет право!
Чел помахал ему рукой, встал с табурета и заковылял в его сторону странной косолапой походочкой. Треугольное лицо чела излучало радушие и гостеприимство, но выражение глаз не оставляло места для иллюзий – так мог бы смотреть на свои жертвы Беспощадный, если бы он имел глаза и мог смотреть. Тим догадался, кто именно почил его вниманием, и сразу же вспомнил все рассказы о здешнем вожде. Рассказы, если честно говорить, были однообразные и страшные, надежды на то, что сейчас состоится дружеская беседа с предсказуемым результатом, они не внушали. Не то, чтобы вождем Тауна пугали бэбиков и кидов, но репутация у хозяина этих мест говорила сама за себя, как и его лицо.
Впечатление портил только клок волос, свисающий с острого подбородка чела, за него, несмотря на трагизм положения, хотелось подергать так, что зазудели распухшие ладони.
Чел остановился в шаге от Книжника, и сказал:
– Я – Косолапый! Слышал?
Книжник молчал.
Косолапый усмехнулся, показывая порченые зубы.
– Твоя подруга тоже не хотела со мной говорить, но пришлось. Я тебя знаю – ты Книжный Червь. Парковый. Это тебя и ее ищут фармеры и Парковые за убийство. Я не укрываю убийц. Я сам – убийца! А еще, Червь, я – здешний вождь и привык, чтобы ко мне относились уважительно! Говори, когда я спрашиваю!
Книжник понимал, что Косолапый сейчас начнет нарезать его на ломтики, но рта не раскрыл.
– Понятно… – протянул Косолапый, разглядывая Книжника. – Думаешь, пока молчишь, ты мне нужен? Ошибочка. Ты мне не нужен, мне нужен ответ на вопрос. А вопрос у меня всего один. Где находится Лаба, о которой мне рассказала Айша?
Шагнул в сторону, чтобы поставить помповик к стене, а когда снова повернулся к Книжнику, то в его руках поблескивал кинжал с широким десятидюймовым лезвием.
– У тебя есть ответ, Червь, – сказал вождь Тауна, разглядывая висящего перед ним Книжника, словно подготовленную к разделке тушу. – Он может быть глубоко внутри. Он может быть сразу под кожей. Неважно. Я все равно его вырежу из тебя.
Металл клинка с едва слышным шорохом прошелся по бедру Тима и ткань мгновенно разошлась, а на коже, там где Косолапый чуть больше нажимал на лезвие, появилась тонкая кровяная полоска.
– Погоди, вождь!
Из глубокой тени выступил человек в капюшоне – жрец, как сразу понял Книжник. Такой же, если не тот самый, что присутствовал на допросе Белки.
– Разреши мне…
В руках жреца блеснул цветной стеклянный флакон. Не самый дорогой ништяк, но за такой сосуд да с притертой стеклянной пробкой, можно было выторговать много разных полезных штуковин – Тим это точно знал, пару раз находил такие.
– Зачем резать его на ремни, если можно просто дать понюхать пыльцу казза?
Книжник попытался отвернуться, но жрец схватил его за лицо жесткой костлявой, как птичья лапа, пятерней, и сунул флакон Книжнику под нос.
Из флакона шибануло крепким горьковатым духом, Книжник замычал, забился, силясь не дышать, но было поздно. Лицо закололи тысячи иголочек, нос онемел, а еще через несколько секунд Книжник улыбнулся мучителю улыбкой блаженного.
– Он твой, – обратился жрец к Косолапому, отступая от пленника. – Можешь спрашивать…
– При тебе спрашивать? – буркнул Косолапый, с ненавистью косясь на незваного помощника.
– Придется. Ты же ничего не хотел утаить от меня, а, вождь? – в голосе жреца прозвучала явная угроза.
– Ничего. Клянусь Беспощадным! – оскалился Косолапый.
Он не показывал испуга, но жрец знал, что Косолапый его панически боится. Косолапый же знал, что жрец чувствует его страх, но ничего поделать не мог.
– Я и не собирался ничего утаивать!
– Тогда самое время спросить… Спрашивай, вождь, – он ответит! – кивнул жрец.
– Где находится Лаба? – прорычал Косолапый, заглядывая в глаза Книжнику. – Где, жалкий червяк, находится твоя Лаба?
Голова у Книжника шла кругом, он никак не мог навести резкость – все плыло и качалось, и изо всех сил старался ничего не сказать, но словно со стороны услышал собственный голос, произносящий цифры… Он попытался откусить себе язык, но не смог, только сильно поранил, от чего рот наполнился свежей горячей кровью.
– Что это за херь? – спросил с недоумением Косолапый. – Это что, по-твоему? Ответ на мой вопрос?
Книжник ненавидел себя, но продолжал говорить, сыпля группами цифр, и снова и снова повторяя одну и ту же комбинацию.
– Что это? – спросил вождь, обращаясь к жрецу.
– Понятия не имею…
– Вот козел… – Косолапый ударил Книжника в живот. – Где Лаба!?
Снова числа – одно за другим.
– Дай ему еще нюхнуть!
Жрец покачал головой.
– Это казз из Горячих земель, вождь, с ним не шутят. Еще один вдох убьет его или сделает безумным – он должен передохнуть. Я не понимаю, что он говорит, но уверен, что он говорит правду…
– И что толку нам от этой правды? – взорвался Косолапый.
– Если бы ты резал его, он сказал бы то же самое.
– Это я понял. Что нам теперь делать?
– Я бы на твоем месте задал бы другой вопрос…
– Какой?
– Кто проводит нас в Лабу? – спросил жрец ласково. – Кто?
– Только я, – сказал Книжник, вернее, его язык, сочащийся крупными каплями крови. – Только я. Только я.
– А Белка?
– Только я, только я, только я…
– Ну вот и все, вождь, – негромко сказал жрец. – А ты собирался резать…
– Только я, только я, только я…
– Пусть повисит… – пожал плечами Косолапый. – Мне нравится, когда он такой покладистый…
Героя из него не получилось – Книжник прекрасно понимал, что бессилен, но слезы все равно наворачивались на глаза. Никакой стойкости, презрения к пыткам, мужества – несколько вздохов и все! Дрянь в синем флаконе заставила его говорить все, о чем полагалось молчать. Он ненавидел себя, но продолжал бубнить, как заклинание: «Только я, только я, только я…»