И тут по ним врезали из ствола посерьезнее.
Лист железа, которым был прикрыт борт джипа, зазвенел от ударов пуль, словно громадный гонг.
– Не стреляйте! – крикнула Ханна. – Мы пришли с миром!
– Валите отсюда! – отозвались из лагеря. – В жопу вас! Вместе с вашим миром!
– Я выйду к вам без оружия, – предложил Васко. – Не стреляйте, я просто стану ближе, у ворот. Поговорим!
– Я сказала – в жопу! Застрелю! – голос у девушки был нервный, срывающийся и Ханне категорически не понравился. Обладательница такого голоса вполне могла пальнуть и в безоружного.
– Я выхожу! – Васко встал, не обращая внимания на угрозы.
Ханна попробовала схватить его за штанину, но он, небрежно отмахнувшись, шагнул на открытое пространство перед воротами, показывая поднятые руки.
– Могу развернуться, чтобы вы посмотрели со спины, – предложил он, – я безоружен. Выходите, поговорим. Мы не враги. Мы пришли спасти вас…
– Нам не нужна помощь!
– Да, выйди ты наконец-то!
Он стоял перед воротами и трупы раскачивались над его головой – двое худых, костлявых подростков лет шестнадцати и третий покрупнее, в обгорелых зеленых джинсах и остатках серого худи с надписью «Мичиган», возраст не определить – вороны уже склевали лицо.
Раньше Ханну гарантированно вырвало бы от такого зрелища, а сейчас она воспринимала происходящее, как кадр из нового сезона «Ходячих», или какого-нибудь их вбоквелла-приквелла – с новыми персонажами вместо набивших оскомину Рика и компании.
Осенний лес, засыпанный яркой листвой и хвоей, медленная речка цвета застывающего свинца, голубое небо, подсвеченное остывающим солнцем, аккуратные домики и сгоревший скелет пикапа у ворот, на которых болтаются повешенные.
«Сюр!» – как сказал бы папа.
Но папа был мертв уже несколько месяцев.
Она помнила его улыбку – отдельно, отдельно походку, отдельно жесты, поворот головы, смех, голос, иногда ей, закрыв глаза, удавалось сложить из деталей паззл – на миг увидеть живого и близкого человека, но…
Папа превращался в воспоминание. И с мамой было так же. И с братом. И с прежней жизнью. Все распадалось на детали, исчезало, стиралось из реальности, чтобы уже никогда не вернуться.
Вот сейчас перед ней была реальность – висела, подвешенная за шею, и попахивала, заглушая запахи леса и воды.
Из коттеджа, расположенного прямо перед ними, вышла девушка – невысокая, но крепкая, стриженая почти наголо – под ежика. В руках у нее был охотничий карабин, и одета она оказалась соответственно, как для осенней охоты – в джинсы, клетчатую рубашку, теплый жилет камуфляжной расцветки и высокие «Тимберленды».
Бейсболка частично скрывала лицо, но Ханна в бинокль без труда рассмотрела охотницу – лет шестнадцать, не более. Левый глаз у амазонки был подбит, щека распухла и посинела.
– Чего приперлись? – грубо прокричала она. – Что вам надо?
– Ты бы карабин положила… – не повышая тона отозвался Васко. – Или хотя бы опусти ствол к земле. Я не люблю, когда в меня целятся.
Девчонка ствол опускать не собиралась.
– Чего надо? – переспросила она уже спокойнее.
– Мы из Маунт-хилл, – начал Гонсалес. – Слышала? Семьдесят миль отсюда на север, рядом с Рейстером. Мы приглашаем выживших к себе в город.
– Зачем?
– Те, кто останется в одиночестве, умрут этой зимой…
– И твое какое дело? – спросила девчонка оскалившись. – Ну умрут так умрут. С хера ли волноваться? Все и так уже умерли.
Васко пожал плечами.
– Мы живы, – возразил он. – Ты жива. Я смотрю, тут еще живые есть. Слушай, мы сейчас повернемся и уедем. А ты останешься одна…
– Валяй! Езжай отсюда нах… – она гордо вздернула подбородок. – Я не одна…
– А это все равно, что одна, – сказал Гонсалес. – Пусть вас десять или даже двадцать… Что это меняет? У вас нет ни запасов, ни лекарств, ни патронов в достаточном количестве. А по лесам и городам сейчас бродят разные люди, и не факт, что вы доживете до зимы. Я ничего от тебя не хочу, я предлагаю вам жизнь в моем городе вместо смерти здесь. Хочешь поспорить? Я могу вернуться сюда весной, чтобы закопать то, что оставят после себя лисы. Годится?
Он оперся спиной об опорный столб и закурил.
Девушка молчала.
– Значит, не годится… Ну? Давай знакомиться? Меня зовут Васко, – представился Гонсалес. – А тебя?
– Не твое дело!
Но голос звучал не так зло и уверенно, как несколькими минутами раньше.
– Хорошо, мисс Не Твое Дело, – улыбнулся Васко. – Давай-ка я пока покурю, а ты еще подумаешь. И не волнуйся, никто не собирается тащить тебя силком. Спроси своих скаутов, может, и они чего тебе скажут. Не все хотят подохнуть в этой дыре…
Не сводя с Гонсалеса взгляда, девушка отступила и скрылась в коттедже.
– А если она не согласится? – спросила Ханна негромко, зная, что Васко прекрасно ее слышит и без рации.
– Значит, она не согласится, – ответил Васко, также не повышая голоса. – Останутся здесь. Ну не ловить же их по всему лесу?
– Это верная смерть.
– Знаю.
– Ты видел? У нее разбито лицо.
– Видел. Она очень напугана.
– Может, мне поговорить?
– Поглядим.
– Да чего тут глядеть? – сказала Ханна, выходя из-за джипа. – Или она поедет с нами, или нет… Все просто.
Васко не сразу понял, что Ханна останавливаться не намерена, поэтому пропустил момент, когда мог ей помешать.
Мгновение, и Ханна уже шагала по территории лагеря для девочек, оставив позади ошарашенного Васко.
– Стой! – он вскочил на ноги, но Ханна отмахнулась.
– Сиди, не мешай…
И подняла руки вверх, показывая, что идет без оружия.
Гонсалес метнулся к джипу за автоматом, но понял, что бессилен повлиять на ситуацию и в сердцах выругался, ударив себя ладонями по коленям.
– Ты ненормальная! – крикнул он в спину Ханне. – Чокнутая! Отмороженная девка! Знай! Я все расскажу Грегу!
Она даже не оглянулась.
До коттеджа, в котором скрылась девушка в бейсболке, оставалось не более тридцати ярдов. Ханна видела, что за ней следят несколько пар глаз – ружейные стволы были направлены в ее сторону, и хотя ей было страшно – а кому бы не было страшно в такой ситуации? – делала вид, что все это ее не касается.
От ворот этого было не разглядеть, но слева, возле старого вяза, на котором еще чудом держалась листва, перед Ханной открылись могилы – шесть свежих могильных холмиков, а чуть дальше виднелись следы от присыпанной ямы побольше – там тоже кого-то зарыли. Что же тут, черт побери, произошло?