Они сняли костюмы и мерзкие, липкие резиновые маски и некоторое время просидели на рельсах, не двигаясь. Пропитанная потом одежда медленно высыхала на прохладном осеннем ветру и, если бы не солнышко, начавшее пригревать под вечер, то можно было замерзнуть.
– Осталось немного, – сообщил Тим. – Через пару миль будет станция, там надо искать ветку на Базу.
– Пара миль – это ерунда, – Белка поморщилась и пощупала поясницу. – Потерпим. Ты сам как?
– Не знаю, – признался Книжник. – Все болит. Но болит, значит, живой… Мокрый только насквозь.
Он встряхнул резиновую маску и вылил из нее воду.
– И пить хочу.
Она молча достала из рюкзака пластиковую бутылку и протянула Тиму.
Воды было немного, пара глотков, и он, отпив ровно половину, передал бутылку Белке.
– Ой! – вдруг сказала она и бросилась к багажному ящику. Крышка отлетела в сторону. Ханна замерла, глядя на маленькое рыжее тельце, лежащее в углу, Тим заглянул ей через плечо.
Зверек был мертв, это было понятно с первого взгляда. Неподвижные глазенки-бусинки потеряли свой обычный блеск, стали матовыми и тусклыми. Из приоткрытой пасти торчали желтые зубки и между ними похожий на мертвого червячка коричневый язык.
Белка молча смотрела на Друга. Лицо у нее стало неподвижным. Тим отступил в сторону, потом подумал и осторожно обнял ее за плечи.
– Это невидимый свет? – спросила Ханна, не оборачиваясь. – Невидимый свет убил его?
– Да.
Ханна ничего не ответила.
Было тихо. Очень тихо, но эта тишина не была абсолютной. Слышно было, как шелестит трава, которую ерошил ветер. Слышно было, как гудят над запоздалыми осенними цветами желтозадые трутни и в вышине щебечут птицы. И ничего больше. Ни одного звука, напоминающего о человеке.
Книжник вырыл ножом небольшую ямку под насыпью и отошел в сторону, к тележке, дожидаясь, пока Ханна положит мертвого Друга в его последнее гнездо.
– Было бы лучше, если б он потерялся, – сказала она, садясь рядом с Книжником на гребную скамью.
– Белки живут недолго, – отозвался Тим.
– Я знаю.
– Намного меньше нас…
– Да. Не утешай меня, Тим. Я в порядке.
Белка допила воду и аккуратно убрала бутылку в рюкзак.
– Пора, – сказала она, поднимаясь.
– Давай еще чуть-чуть посидим, – попросил Книжник, и она неожиданно послушалась. – Сядь ближе.
Глаза Белки сверкнули.
– Я прошу.
И Ханна села рядом, а Тим обнял ее за плечи неожиданно покровительственным, мужским жестом, и Белка замерла, положив голову ему на грудь.
В небе над ними, высматривая добычу, парил ширококрылый желтоглазый фолкен.
– Раньше у меня было два друга, – сказала Ханна. – А теперь остался ты один…
– Прости меня, – отозвался Книжник негромко. – Сама знаешь за что… Ты не чудовище, Ханна. Я так не думаю, правда…
– Проехали, – ответила Белка, чуть погодя. – Ты такой, как ты есть, я такая, как есть. Что с этим поделать?
– Ничего… Если у нас будет время…
– Ты все-таки научишь меня читать, – перебила его Белка.
Книжник улыбнулся.
– Ты уже знаешь буквы и умеешь складывать их в слова. Пока в простые слова, но это не беда, все начинают с простого. Нужна практика! Еще месяц-два…
Он запнулся.
– Если у нас будет время, – сказала Ханна, приподнимаясь на локте. – То его хватит на все…
Она посмотрела на Книжника сверху вниз и он впервые увидел в ее глазах не гнев, не бурлящую, как поток в каньоне, ярость, не холодный расчет и презрение. Он искал слово и никак не мог его найти. Он – жизнь которого состояла из слов, напечатанных на пожелтевшей бумаге, из слов, написанных выцветшими чернилами в старом дневнике, из старых желтых фотографий в журналах о давно умерших людях в несуществующих странах – не мог описать этот взгляд.
Сочувствие? Нет!
Сострадание? Нет!
Нежность? Любовь? Разве это бывает?
– Какая ты красивая, – прошептал Книжник.
Белка коснулась губами его губ и тут же отстранилась.
– Если у нас будет время, Тим, – повторила она. – Ты скажешь мне это еще много раз… Если у нас будет время.
Глава седьмая
Вайсвилль
– Ствол убери, – сказала Белка. – Я не люблю, когда в меня железками тычут.
В голосе ее не звучало угрозы, но Книжника уже трудно было провести: обладателю ствола – худому челу с черной дыркой вместо переднего зуба – эта интонация ничего хорошего не сулила.
– Стой, где стоишь! – крикнул в ответ беззубый как можно более грозно.
Но получилось смешно.
– Штой, хде штоишь!
– Стою, – ответила Белка.
Они только что сошли с гребной тележки и даже вещи не успели выгрузить, а из зарослей остролиста, которым густо поросла идущая вдоль дряхлой платформы канава, высунулся этот шепелявый страж с весьма неплохой автоматической винтовкой в руках и взял их на прицел.
– Можно я рюкзак сниму? – спросил шепелявого Книжник. – Мне его держать тяжело…
Страж задумался, нахмурил прыщавый лоб, а потом кивнул:
– Шними!
Он посмотрел на Белку, оценил расстояние между ними как безопасное и чуть опустил ствол.
Тим внутренне хмыкнул. Шепелявый не был в безопасности ни с поднятым, ни с опущенным стволом. То, что он еще разговаривал и грозно хмурился, говорило, что Ханна находится в благодушном настроении. Или устала настолько, что не хочет ломать стражнику руки.
– Хто такие?
– Гости…
– Гошти у наш ш этой штороны не приезшают!
Белка пожала плечами.
– Как со старшим поговорить?
Тим забросил на платформу рюкзак Белки и полез за своим. В боковом кармане его пропахшей пылью и потом куртки лежал трофейный пистолет. Он взял его вчера у убитого часового. Старенький, с лопнувшей накладкой на рукояти, но хорошо смазанный и с полной обоймой блестящих медным блеском патронов. Нагнувшись над рюкзаком, Книжник переложил пистолет в ладонь и прикрыл рукавом. Он не знал, решится ли стрелять в этого беззубого комика, но на всякий случай…
Тем временем комик выбрался из кустов полностью и Белка с Книжником отметили, что не только винтовка у стража выглядит хорошо, но и экипировка годная: куртка, свитер под ней, штаны и ботинки выглядели так, будто еще недавно лежали в каком-нибудь верхаузе.
– Я тут штарший, – гордо заявил он. – Шо мной рашговаривай! Я, ешли шо, заштрелить могу!