– Смотри, не навернись!
– Зуб, чтоб тебя, не звезди под руку!
Писк птиц, которым сворачивают шеи, хлопанье крыльев.
– Сколько взял?
– Я что? Их считаю? – огрызнулся Зануда.
– Ты, главное, кожана за голову не ухвати. Кусаются они, твари! – предупредила Кошка.
Было слышно, как Зануда переползает по балке, опираясь руками на стену. Воркование перешло в клекот, потом в писк.
– В следующий раз, – голос у Зануды звучал напряженно, чувствовалось, что равновесие дается ему с трудом. – В следующий раз сама сюда полезешь! Ох!
Шум от падающей бетонной крошки, сдавленная ругань…
– Ты там цел?
– Цел… Трахни меня Беспощадный! Успел зацепиться! Мешок уронил…
– Мешок тут… – отозвался Бубенец. – Мне на башку свалился.
– Зуб! Факел зажги!
– Затрахали! Зуб, зажги! Зуб, потуши!
Стало слышно, как Зуб бьет про кресалу, потом во тьме замерцал огонек разгорающегося трута и тут же снова вспыхнул огонь, осветив место охоты.
Зануда уже успел забраться обратно, на балку, но выглядел перепуганным.
Остальные стояли внизу, Бубенец рылся в мешке, очевидно, пересчитывая добычу.
– Две полных руки, – сообщил он. – И еще рука. Хорошие пиджины, жирные! Слазь с верхотуры, криворукий, пока не навернулся! На сегодня нам хватит! Нажремся от пуза!
Он засмеялся.
– Не доставай его! – приказала Кошка. – Сам забздел туда лезть, теперь не подкалывай!
Она вряд ли была самой старшей в компании, но авторитетом пользовалась.
Белка из своего укрытия могла хорошо ее рассмотреть. Невысокая герла, ладная, плотного сложения, этакий гриб на ножках, из которого через зиму-две может получиться что угодно – от красавицы до уродины, но, в любом случае, получится с характером.
Пока она была не похожа на парковых герл, задачей которых от самого рождения было нянчить, рожать и готовить, а смахивала скорее на герлз-фармер, и у нее явно были все шансы и задатки вырасти независимой.
Хотя Белка могла ошибаться… Быть независимой тин и стать независимой герл – это две разные судьбы. Мало кому удавалось не измениться. А сломать такую, как Кошка, при желании несложно. Достаточно отдать ее хантерам или вэрриорам для забавы на вечер-другой или привести в барак к воркерам, и она станет тихой и покорной, как надо вождям.
Или мертвой. Лучше – мертвой.
Тем временем Зануда спустился на балкон галереи и отобрал у Бубенца мешок с мертвыми пиджинами, а Кошка перехватила у Зуба коптящий факел и вся четверка тронулась в обратный путь. Тин-бои шли первыми, подкалывая друг друга, постоянно пиная друг друга локтями, а Кошка шагала на несколько шагов позади, подсвечивая дорогу и себе, и им.
– Сидим тихо, – прошептала Белка в ухо Тиму. – Даже не дышим.
Охотники за птицами должны были пройти в полутора ярдах от ниши, где они притаились. Балкон в этом месте был узким, часть конструкции давным-давно осыпалась на платформы, оставив на месте балюстрады редкую сетку из металлических прутьев с кусками бетона на ней.
– Понял, – прошептал Книжник едва слышно.
– Можем суп сварить! – предложил Зуб, проходя на расстоянии вытянутой руки от Белки. – Будет, что похлебать и, опять же, мясо вареное… Очень горяченького хочется!
Он был самым низкорослым и противным из всех, но при этом и самым забавным – говоря, он смешно суетился, размахивал коротенькими ручками.
– А я говорил, что бояться нечего! – гордо заявил Бубенец. – Нет тут никого!
Они миновали нишу, где притаились беглецы, и двинулись к лестницам. Ханна и Тим перестали дышать.
Кошка тоже прошла мимо них, держа над головой пылающий факел – невысокая, безобразно обскубанная (грязные волосы торчали, словно пакля) и гордая своим предводительским талантом.
Она тоже прошагала мимо не оглянувшись, и беглецы перевели дух.
Сделав несколько шагов вслед за своими друзьями, Кошка внезапно остановилась, что-то учуяв. Книжник знал такое ощущение, когда тебя на ходу догоняет мысль, что ты видел что-то важное, но упустил, что именно…
– Кошка! – крикнул из-за угла Зануда. – Догоняй! Где твой факел, Беспощадный тебя забери! Посвети! Тут собственную жопу не видно!
– Иду! – крикнула она в ответ, а сама сделала несколько шагов в обратном направлении.
Белка превратилась в сжатую пружину – ноги чуть согнулись в коленях, руки напряжены.
Кошка подняла факел повыше, дрожащий свет проник в нишу и забившийся в угол Книжник увидел, как холодно и страшно сверкнули глаза Ханны, когда их коснулся отблеск пламени.
– Нет! – Книжник проглотил свой шепот. – Нет!
Кошка сделала еще шаг и оказалась лицом к лицу с Белкой. Глаза ее стали круглыми от изумления, рот приоткрылся для вскрика…
Ханна была стремительна, как нападающий снейк – это больше походило не на удар воина, а на змеиный выпад. Распрямившись, девушка толкнула Кошку двумя руками в грудь, толкнула настолько сильно и точно, что та, не успев даже вскрикнуть, вылетела с галереи спиной вперед, прямо в пустоту. Факел все еще пылал в ее руке, поэтому Тим видел, как меняется ее мимика, как накатившая волна ужаса, предчувствие смерти отражается на ее лице, как она изгибается, силясь нащупать хоть какую-то опору, и не находит ее, и проваливается вниз, на щербатые плиты перронов, прямо в лапы Беспощадного.
Она закричала только перед самым ударом о пол. Короткий вопль заметался под сводами Стейшена и тут же прервался на высокой ноте. Несмотря на то, что между галереей и платформой было больше сорока ярдов, Книжник прекрасно слышал хрусткий звук, с которым тело рухнуло на бетон. Крик прервался.
Тим почувствовал, что не может дышать, словно это он ударился о камень спиной и воздух вылетел из него.
Он слышал вопли тинов, которые сыпались вниз по разрушенным лестницам, повторяя «Кошка! Кошка!», а Белка уже волокла его прочь, в сторону их убежища. Оно было совсем рядом.
Беглецы проскользнули вовнутрь и закрыли дверь.
Рука Ханны легла Тиму на плечо, но он оттолкнул ее.
– Зачем! – прошептал Книжник горячо. – Зачем ты ее убила! Неужели нельзя было иначе? Ну?
Вспыхнул фитиль и слабый огонек светильника разогнал темноту.
Он увидел Белку, стоящую перед ним – глаза ее были черны, рот кривился.
– Что я должна была делать? – каркнула она хрипло и облизнула пересохшие губы. – Что? Она видела нас, Тим!
– Ты могла ее оглушить! Мы могли увести ее с собой!
– Ты дурак, Книжник, – сказала Белка устало.
Темное пламя недавно плясавшее в ее зрачках, внезапно угасло и в них не осталось ничего, кроме бесконечной усталости. И без того худое лицо Ханны осунулось еще больше, подбородок заострился, на скулах легли густые тени и она стала похожа на мертвеца, а не на живого человека.