Он говорит - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Березин cтр.№ 50

Средний физик был более информирован, чем средний лирик. Английский язык был естественен у людей технического склада, Вот, к примеру, среди моих друзей было больше прочитавших историю про Кольца Всевластья, чем у филологов.

Да ладно — никакого „среднего гуманитария“ и „среднего физика“ нет. Кто он — средний физик? Лаборант? Неудачливый инженер? Лузер-мнс? С гуманитарием ровно тоже самое. Лёгкость тут кажущаяся — в лингвистике сплошь математические методы, а инженерные расчёты могут быть вполне туповаты — с использованием программ автоматического проектирования. Но я вернусь к финансам. Жизнь меня приучила к тому, что во всяком непонятном явлении в первую очередь первым делом нужно смотреть на финансовые потоки. В области естественных наук у нас нынче не очень велики зарплаты, меж тем, в „лирической“ области коэффициент отдачи куда больше. Вот физическая область и скукожилась — перетекла куда-то через терминалы Шереметьево.

Ну вот тут наш сосед начал нам рассказывать про то, что есть люди с аналитическим мышлением и без такого. А я скажу по-старому — есть люди с дисциплиной мышления и без дисциплины.

Самое интересное сейчас — „лирики“, паразитирующие на „физике“. Учёные в области гуманитарных наук, жонглирующие математическими и физическими понятиями, как заклинаниями, непонятными обывателю или чиновнику.

Но, в общем, разговор о бывших физиках и бывших лириках, припрятанные в памяти как свинчатка, интегралы, послевкусие семидесятых-восьмидесятых давно протухли.

Я же вам расскажу жизнеутверждающую историю о пользе знаний и радости спасения от опасности.

Однажды я ехал по иностранному городу Парижу в метро.

Район глухой, поздно. В вагоне я один, и вдруг — входит негр. Большой негр, страшный. И явно собирается меня грабить. Сначала грабить, а потом — убивать. Потому что лицо у него зверское-зверское. А в руке бумажка — значит, явно киллер со списком.

Сейчас спросит: „Вы из каких?“.. И не разбирая мой плохой французский язык про то, что я тут у вас физической теорией занимаюсь в своём пожилом возрасте, подытожит: „А, неважно… Получай!“..

Я притворился, что сейчас выйду, и встал рядом.

Приготовился биться.

Дескать, не на таковских напали.

Вспомнил я тогда хриплый голос Высоцкого, „ударил первым я тогда — так было надо“, дворовые драки и драки в школьном сортире вспомнил, вспомнил про Патриса Лумумбу зачем-то — видно, оттого, что нам всем объяснили, что французов надо за Пушкина лупить, а неграм можно разве что их же Лумумбу приписать.

Но в последний момент заглянул к страшному киллеру в бумажку — а там какая-то функция разложена в ряд Фурье. Негр посмотрит в бумажку, ужаснётся, и ещё не успев стереть эту ненависть с лица, взгляд свой бросает в окружающее пространство. Попадая злобным взглядом по случайности на меня.

И я успокоился.

А ведь сначала жутко насторожился».

А затем он говорит: «А я в телохранители устроился. Впрочем, это только так тогда называлось, потому что все насмотрелись иностранных фильмов, и форс был важнее смысла слов. Мать всё равно боялась ужасно, плакала: „Ты из огня, да сразу в полымя“. Но, по правде, я ведь слугой тогда устроился — к одной актрисе, чтобы, значит, в ресторанах к ней не приставали, или на улице кто-нибудь нескромно не кинулся. Платил мне её папик, человек странный, к тому же я не сразу понял, что он её просто ревнует, но ревнует по-новому. Дескать, пусть гуляет, только чтоб он знал, а другие не знали.

Поехали мы как-то ранней весной в Сочи, где было два прекрасных, по советским ещё меркам, международных отеля. У меня номер был с раздвижной дверью на балкон, где море и прочая красота, виды и дали, то есть не сэкономили на мне, спасибо. Ну и работы почти нет, оттого что хозяйка моя занемогла желудком и третий день из своего номера не вылезает.

А я крепкий был такой, от прежней резвой службы не отошёл, и на рассвете всё выходил поразмяться. Бегал там по пляжу и даже окунался. А на пляже — никого, кое-где ещё снег лежит, и только стоят недопитые бокалы на столиках, оставшиеся от прошлого вечера. Ну, я и макался на свою короткую минуту „по-взрослому“, с экономией одежды.

Да только оказалось, что в это же время там происходила сходка грузинских воров — это у них принято, на нейтральной территории встречаться. Мужчины там дела обсуждают, а жёны их, затянутые в чёрное, ходили как призраки. Впрочем, под настоящей охраной.

И вот одна такая оказывается рядом. Стоит она сверху, а я ещё в воде. А за ней два здоровых лба при стволах. Ну, думаю, даже с мороженым хреном меня застрелят за неуважительность.

— Хорошая вода? — спрашивает она вдруг.

— Хорошая, — говорю, — прелесть, что за вода. Лучше не бывает, рекомендую. Практически как в раю себя почувствуете.

А сам льдинки всё отталкиваю.

Вот было самое опасное, что я на этой службе испытал.

А потом актриса с папиком поругались, да меня и рассчитали».

Он долго молчит, трогает стену, а потом говорит: «Я американцев не любил никогда. Не то, чтобы уж так не любил конкретно, или как вероятного противника, а вот не лежала у меня душа. Ну и, действительно, я двадцать пять лет с ними воевать готовился, а они со мной.

А потом, когда я в банке работал, нас, в качестве оплаченной радости, в Непал повезли. Там модные всякие слова говорили, тимспирит какой-то, но я так понимаю, это всё обычный туризм за банковский счёт. Какой у меня в службе безопасности тимспирит? У меня и с обычным спиритом не забалуешь.

А всё же поехал. Горы, красота, усиленное питание.

Мы гусиным шагом взад-вперёд ходим — от одного горного отеля до другого. И вот увидел я американца — меня ещё ткнули локтем в бок: „Смотри, Иваныч, на тебя похож“.

И правда, похож. Невысокий, крепенький, а с лицом известная штука — все люди смотрят не на лицо, а на что-то немногое — на разрез глаз, форму носа. Оттого при проверке документов мы всех китайцев за одного принимаем, а они нам тем же отвечают. Не умеют люди на документы смотреть.

Смотрю я — американец такой собранный, аккуратный, идёт по тропе не быстро, не медленно.

С выправкой, я бы сказал. Видно — не из гражданских.

Мы на привале с ним стыкнулись. Он там в камнях сидел, поставил себе газовый примус. Грамотно так поставил, с подветренной стороны. Его и не видно вовсе.

Я подошёл и к нам зову. Это секретарши меня попросили, они им очень заинтересовались. „Русское гостеприимство, — говорю. — Добро пожаловать к нашему шалашу“. А он улыбается и отвечает, что нет, девки у вас пригожие, я оценил, но не в этот раз.

И понятно мне стало, что он сам по себе, без баб этих глупых идёт, и без дурацких этих мантр в голове. И без пенсионных восторгов, как разные европейские старушки.

Вот думаю, молодец какой.

За нами джипы приехали — на ночлег везти, а он покрутил головой, на звёзды глянул, вижу — определился. Кинул рюкзак за спину, да и ушёл.