1812. Фатальный марш на Москву - читать онлайн книгу. Автор: Адам Замойский cтр.№ 67

Согласно некоторым источникам, войдя в приготовленные для него покои в Витебске, Наполеон снял саблю и, бросив ее на покрытый картами стол, воскликнул: «Я останавливаюсь здесь. Хочу сплотить войска, проверить их, дать им отдых и заняться организацией Польши. Кампания 1812 г. закончена! Остальное довершит кампания 1813 г.!» Была ли описываемая сцена действительно такой театральной, вопрос спорный, чего, безусловно, не скажешь о смысле произнесенных им слов. Император поведал Нарбонну, что не собирается повторять ошибки Карла XII и идти на риск углубляться в русские просторы. «Мы должны осесть здесь в этом году, а заканчивать войну – следующей весной». Мюрату же Наполеон как будто бы говорил, что «война против России займет три года» ^{296}.

Наполеон расположился в резиденции губернатора Витебска принца Александра Вюртембергского, дяди царя, и там же оборудовал походный рабочий кабинет с его portefeuille и набитыми бумагами ящиками, а также с двумя длинными кофрами красного дерева, содержавшими путевую библиотеку. Как считается, встревоженный мыслями о ждавших его впереди долгих днях пребывания на одном месте, он писал своему библиотекарю в Париж с просьбой прислать «выборку занимательных книг» и романов или мемуаров для легкого чтения. Стояла ужасная жара, и к вечеру температура, как писал секретарь императора французов, барон Фэн, поднималась до 35 °C. В то время как солдаты находили отраду в купании в реке Двине, их предводитель обливался потом в попытках привести в порядок армию. Он рассылал приказы об организации новых линий коммуникаций и подвоза снабжения через Оршу из Минска, отдал распоряжение генералу Дюма приступить к сооружению крупного склада и строительству хлебных печей, а также сделал назначения в местную администрацию. Наполеон купил и велел снести квартал домов перед своей резиденцией, чтобы создать площадь для проведения смотров армии, а также регулярно устраивал парады, хорошо понимая, как благоприятно отражаются они на боевом духе солдат. Он уже знал, что в войсках идет ропот из-за ситуации со снабжением, а потому использовал один из парадов, проводившийся 6 августа, чтобы дать публичный выход гневу в адрес commissaires и ответственных за медицинскую службу. Громким голосом, чтобы слышали солдаты, он упрекнул виновных в неспособности постичь «святость их миссии», уволил главного фармацевта и пригрозил врачам отправить их обратно лечить шлюх из Пале-Руаяля. Все происходившее было чистым театральным шоу, но оно немало воодушевило солдат, видевших заботу императора о них ^{297}.

Наполеон издавал уверенно звучавшие и откровенно лживые бюллетени, писал Маре с указаниями публиковать сведения о несуществующих успехах и устраивал публичные выволочки, но, находясь в уединении резиденции, он проявлял раздражительность и часто пребывал в скверном настроении, кричал на людей и оскорблял их, как поступал редко. Император высказывал противоречивые утверждения и, похоже, совершенно не знал, что предпринимать дальше.

Инстинкт подсказывал ему необходимость преследовать русских и навязать им сражение. Он почти сумел достичь своей цели под Витебском, и был уверен, что противник не преминет попытаться отстоять в поле Смоленск, крупный город, имевший к тому же большое моральное значение для русских. Остановиться в Витебске, в то время как существовали непобежденные русские войска, представлялось нелогичным. Прежде всего, там армии грозил скорый голод. Она достигла более плодородного региона, но земля по-прежнему не годилась для прокорма большого количества солдат на протяжении длительного периода, тогда как перспективы подвоза снабжения из Германии выглядели нереалистичными. Император французов не мог отправиться на зимние квартиры в июле, и первый же видел слабость позиции, поскольку реки, позволявшие лучше организовать оборону летом, замерзнут зимой, делая положение войск крайне опасным.

Более широкая стратегическая обстановка выглядела неоднозначной. На северном фланге Наполеона Макдональд осаждал Ригу и Динабург. Удино, после закончившегося нерешительного боевого столкновения с Витгенштейном при Якубово, где каждая из сторон объявила о победе ^[82], отступил для прикрытия Полоцка, где получил усиление в виде 6-го корпуса Сен-Сира. На юге саксонцы генерала Ренье потерпели незначительное поражение от войск Тормасова при Кобрине, но затем Ренье и Шварценберг отбросили Тормасова обратно, полностью очистив от русских Волынь.

Давно пришло время принять решение, разыгрывать или нет польскую карту. В Витебске императора французов приветствовали депутации польских патриотов, а он уклонялся от их нетерпеливых вопросов в отношении его намерений, оскорбляя Понятовского и польских солдат за якобы проявленную ими трусость, из-за которой, как настаивал Наполеон, так и не удалось захлопнуть в западне Багратиона. «Ваш князь не более чем п…», – бросил он одному польскому офицеру ^{298}.

Из Глубокого он написал Маре, распорядившись проинструктировать польскую конфедерацию в Варшаве об отправке посольства в Турцию с просьбой о союзе. «Вы должны представлять себе, насколько важен этот демарш, – писал он. – Я всегда думал о нем и не могу представить себе, почему не дал вам соответствующих указаний». Польшу и Турцию объединяла вражда к России, и Турция никак не хотела примириться с исчезновением с карты такого союзника. Четкое заявление Наполеона о своих намерениях восстановить Польшу вполне могло побудить Турцию возобновить войну с Россией ^{299}.

Многие указывали на своевременность посылки Понятовского на Волынь. Такой шаг спровоцировал бы восстание на всей территории бывшей польской Украины, откуда французы получили бы множество людей и лошадей, а также и достойное снабжение. Еще важнее было связать боевыми действиями все русские войска на юге, находившиеся под началом Тормасова и Чичагова, нейтрализуя угрозу, которую они в противном случае могли представлять для фланга Наполеона. Но несколькими днями спустя император писал из Бешенковичей генералу Ренье, оставляя вопрос призыва местных поляков к восстанию против русских на его разумение ^{300}.

На деле саксонцы Ренье вели себя настолько отвратительно, что вызвали враждебное к себе отношение даже со стороны самых патриотически настроенных поляков в том регионе. Те, кто надеялись на восстановлении Наполеоном Польши, испытали глубочайшее разочарование. «Маска добрых намерений в отношении нас начинала сползать [с его лица]», – выразился по данному поводу Евстахий Сангушко, один из адъютантов императора французов. Со своей стороны Наполеон говорил Коленкуру, что недоволен поляками и более заинтересован в использовании Польши как фишки в игре, чем в возвращении ей независимости ^{301}.