1812. Фатальный марш на Москву - читать онлайн книгу. Автор: Адам Замойский cтр.№ 104

В том французам помогали и даже подстрекали их к грабежу некоторые из жителей и оставшиеся в Москве русские солдаты. Выпущенные из тюрем преступники оказались одними из первых среди грабителей, а во многих случаях и оставленные в городе дворовые не брезговали шансом поживиться хозяйским добром, поскольку уразумели, что потом все можно будет свалить на других. Бывало, они показывали солдатам места, где господа закопали или замуровали в стены наиболее ценные вещи. Русские грабители скоро стали подвергаться нападкам французских или союзнических солдат, которые не только обирали их, но и заставляли помогать таскать добычу.

«Армия совершенно рассыпалась. Всюду попадались пьяные солдаты и офицеры, нагруженные добром и провизией, захваченными в домах, павших жертвами пожаров, – писал Пьон де Лош. Они натыкались иногда на что-нибудь получше и бросали награбленное прежде, чтобы взять более ценное. – На улицах валялись книги, посуда, меблировка и всевозможная одежда» ^{511}.

Среди гула пламени раздавались отчаянные крики избиваемых, визг насилуемых женщин и дикий вой оставшихся на цепи собак, сгоравших теперь заживо. «Все эти эксцессы алчности сопровождались худшими актами распущенности, – отмечал Эжен Лабом. – Ни дворянское звание, ни чистота юности, ни слезы красавицы не встречали уважения в разгуле жесточайшей разнузданности, каковой был неизбежным в этой чудовищной войне, где соединились шестнадцать народов разного языка и обычаев, ощутивших свободу дать полную волю нечестивым желаниям в осознании того, что злодеяния их не будут приписаны только какому-то одному племени» ^{512}.

На переднем крае действовали cantinières, нацелившиеся набрать запасов на несколько следующих месяцев. Именно они, маркитантки, находились среди когорты самых решительных и безжалостных грабителей, рвавших одежду на женщинах в поисках драгоценностей. Любого или любую, кто оказывал сопротивление или просто пытался защитить имущество, вне зависимости от возраста, нередко забивали насмерть. И всякий французский мародер, оказавшись в стороне от товарищей и компаньонов где-нибудь в подвале с прятавшимися там во множестве жителями, зачастую встречался с такой же судьбой.

Капитан Фантен дез Одоар вспоминал о трех пьяных солдатах, ехавших в позолоченной коляске с упряжкой из полудохлых кляч, о людях, тащивших ценную муку в кулях из дорогих шелков и водку в позолоченных ночных горшках, ибо никакого иного вместилища для этого не нашлось, а также о крашенных охрой старых cantiniéres, разгуливавших вокруг в наворованных бальных платьях. «Вакханалии карнавалов у себя дома и близко не походили на сии безобразные и нелепые зрелища», – вспоминал он ^{513}.

Рисковавших выйти наружу оставшихся в городе жителей избивали, обдирали порой донага и часто заставляли тащить отобранное у них же имущество в лагерь грабителей. Оказавшись без всего, те, просто из желания выжить, они тоже бывали вынуждены присоединиться к сбору бесхозного имущества, а старики, женщины и дети скоро научились избегать французов, особенно в темное время суток.

Один невысокого ранга чиновник очутился в Москве с семьей и был выгнан из дома шайкой солдат. Затем на улице несчастных встретила другая компания, отобравшая нетронутое первыми. Когда семейство спряталось во внутреннем дворе, на них наткнулась третьи, которые, не найдя ничего ценного, просто избили несчастных. Затем их заставляли таскать наворованные вещи разные группы мародеров ^{514}.

Через три дня огонь стал угасать, и 18 сентября Наполеон поехал обратно в Москву. На следующий день пожары прекратились, порядок был восстановлен, и началась до известной степени нормальная жизнь. Некоторые из бежавших жителей даже стали возвращаться в город. Но кампания окончательно перестала походить на нечто привычное для Grande Armée, солдат которой ужаснуло сожжение русскими Москвы. «Как можно воевать с такими варварами?» – жаловался голландец Й. Л. Хенкенс, аджюдан-унтер-офицер французского 6-го конно-егерского полка, выражая тут широко распространенное мнение товарищей ^{515}. Сам Наполеон не понимал, что творится.

Согласно правилам, по которым действовал он и большинство европейских стран и государей, император французов выиграл войну. То обстоятельство, что русская армия ускользнула, а не капитулировала, очевидного, видимо, не меняло. Только потому он и не предпринимал попыток напористо преследовать или сгонять вместе и брать в плен заблудившиеся части, отбившихся от своих солдат и ходячих раненых.

Молчаливый отказ русских прислать депутацию для официальной сдачи ему Москвы послужил ударом для него, но факт оставался фактом – император французов овладел древней русской столицей. Пожар, уничтоживший около двух третей города, лишил Наполеона многих материальных ресурсов, но пока данный момент не оказывал существенного влияния на обстановку со снабжением ^{516}. Да, в психологическом плане случившееся сильно сказалось на нем и на его солдатах, но стратегического значения не имело.

Самая насущная проблема заключалась в утрате Наполеоном инициативы. Как рассчитывал император французов, он, в случае продолжения сопротивления переговорам со стороны Александра, сыграет на естественном расколе внутри русского общества с целью создания политического кризиса, каковой заставит царя искать сближения с ним под угрозой риска подвергнуться заменой человеком, готовым пойти на это. Наполеон был мастером пропаганды и обычно – за важным исключением в виде Испании – умел убедить местное население и побудить его признать очевидное: армии его разбиты, правительства или государи превратились в политических банкротов, а посему надо примириться с неизбежным.

Император французов пребывал в уверенности, что найдет немало несогласных среди купцов и либеральных аристократов, не говоря уж о готовых к мятежу слугах, с помощью которых, если понадобится, можно устроить нечто вроде революции. Но, сидя в пустой Москве, в пропагандистском плане Наполеон очутился в своеобразной черной дыре. Не получалось даже найти каких-нибудь шпионов. «Ни за серебро, ни за золото не сыскать было ни единого человека, готового поехать в Санкт-Петербург или проникнуть в армию», – отмечал Коленкур ^{517}. Выгоревший город более не являлся политическим козырем, как и этаким форумом – обращаться Наполеону оказалось не к кому, как отсутствовали и лица, способные послужить для передачи его посланий. Он совершенно не представлял, что делать дальше.