Благодушие Найла оказалось потревожено: если вдуматься, то и его влечение к принцессе Мерлью во многом механистично. Ведь он же знает о ее избалованности и эгоизме и все равно испытывает неизменное влечение к ней. А впрочем, в притягательности Мерлью действительно никто не усомнится, это своего рода природное дарование, никак не выдумка Найла.
Может, природа сама по себе лукава? Мысль об этом ввергала в растерянность, подтачивая основы всех привычных вещей.
Успокаивало вот что. Помнится, когда караульщик вел его к дому Тифона, у Найла получалось управлять интенсивностью иллюзий: цвета при более жесткой концентрации становились насыщенней и богаче. И его не просто втягивало в тенета обмана; активную роль в этом играл его собственный ум. Так и у Вайга. Брата не просто увлекают те мимолетные пассии: он сам хочет, чтобы так происходило. От этой мысли недолгий пессимизм Найла испарился.
Спустя полчаса на горизонте обозначились конические силуэты. На этом расстоянии они казались серыми. Найл не сводил глаз, выжидая, когда башни по мере приближения начнут обретать более живые цвета. Когда повозка находилась в сотне метров от ворот (тех самых, через которые Найл с капитаном попали в город), на конусах проступили невнятные покуда полосы – красные, синие, желтые. И дело здесь не в расстоянии: вскоре краски проявились в полную силу.
Караульный (уже другой, не тот, что вчера), открыв ворота, встал навытяжку. Найл попробовал проникнуть к нему в сознание. Результат разочаровывал: караульщик не замечал ни вторжения, ни вообще чего-либо, выходящего за круг его немногочисленных обязанностей. Стража занимала лишь скудная мысль о предстоящей трапезе.
Стоило им въехать на проспект конических башен, как в атмосфере наметилась перемена. Сверху из башен исходил пар, а цвета стали определенно ярче, придавая окружающему дух праздничности. Зная теперь, что башни и есть те самые «машины иллюзий», Найл понимал: атмосферу нагнетают непосредственно они. Даже синева неба над конусами смотрелась по-иному: насыщенная, с неким мерцанием.
На скамейках сидели люди; неподалеку теснились повозки с гельбами, а на земле лежали одноколесные велосипеды. Безусловно, горожане съехались сюда специально, желают побыть в этот вечерний час ближе к башням. Когда путники миновали один из конусов, Найла охватила беспечная отрада, которая вскоре пошла на убыль, но снова усилилась по приближении к следующей башне.
Атмосфера все более грузнела от пара, с шипеньем рвущегося из щелей в тротуаре; на лице оседали капельки влаги. У пара был характерный запах сахарной ваты; впрочем, ощущались и другие оттенки. При глубоком вдохе различался, например, упомянутый Гереком запах роз, да и много чего еще. Видимо, так Маг компенсировал своим подданным их обитание в этом унылом краю. Дурман да и только.
Вместе с тем все это странным, таинственным образом очаровывало. Иллюзии – и слуховые, и зрительные – Найлу доводилось испытывать и прежде, взять ту же Дельту. Однако там была некая гипнотическая сила, исходящая от растений. Иллюзии же Страны Призраков фактически созданы самим Магом. Что, интересно, кроется в их основе: какая-нибудь примесь в пару? Вибрация, исподволь действующая на мозг?
Гельбы остановились у особняка Тифона; распахнул ворота стражник. Фонтан во дворе, стоило гостям войти, взметнулся выше, словно приветствуя блеском своих радужных переливов. Найла в очередной раз пробрал безотчетный восторг.
Навстречу с бокалами чего-то оранжевого на подносе вышла Ката. Гостям она была искренне рада (наверное, наскучалась тут одна); по-кроличьи выступающие зубки лишь придавали ей трогательного обаяния. Еще утром Найл счел ее хоть и не красавицей, но вполне привлекательной. Теперь же она смотрелась просто восхитительно – даже мелковатый подбородок не помеха.
Герек, легонько зажав ей мочку уха, шутливо сказал:
– Ты нынче просто раскрасавица!
«Да что я, – зарумянясь от удовольствия, телепатически ответила Ката. – Это все машины карвасида».
Вот так штука. Оказывается, существование иллюзоров ни для кого не секрет?
После туннеля второго уровня ужас как хотелось пить. Осушая бокал, Найл подумал: если уж видеть девушку, то лучше во всей красе и привлекательности, чем наоборот. В конце концов, когда влюбляешься, разве не то же самое?
У себя в комнате на кровати он увидел аккуратно сложенную чистую тунику. Сшита она была из ткани погрубее, чем привычная Найлу одежда, но он решил принять подарок. Туника некоторым образом напоминала ему о цели пребывания в Стране Призраков. Примерно через полчаса, перед уходом из особняка, Найл спросил:
– А Тифон сюда вернется?
– Нет, – ответил Герек. – Он будет во дворце до утра.
«Быть может, мне лучше остаться здесь?» – спросил капитан.
Найл понял: ему неуютно от мысли, что придется целый вечер провести среди сборища двуногих.
– Нет-нет, – поспешил сказать Герек. – Карвасид тебя хватится.
Ката, стоя у дверей, печально смотрела на Найла.
«Везет вам: во дворец приглашают, – вздохнула она. – А я там никогда не была».
– Может, выхлопочешь ей приглашение? – спросил Найл, когда они с Гереком усаживались в повозку.
– Что ты! – Тот даже опешил. – Слуги туда ни ногой.
На подъезде к реке Найл подивился числу упряжек, моноциклов и толпам пешеходов на тротуарах. Бирюзовые воды реки и те, казалось, разделяют приподнятую атмосферу праздника. Недоумение вызывала лишь дивная для такого случая тишина. А впрочем, это не так: собравшиеся вовсю общаются телепатически.
– Что за люди приглашены во дворец? – осведомился Найл.
– Разные. Там и почетные граждане, послужившие на благо города. Хватает гостей с обоих уровней – учетчиков, администраторов.
– А рабочие есть?
– Да, по одному от каждой фабрики. Передовики производства.
– И для чего весь этот прием?
– Два раза в год все управляющие выступают с отчетом на общем собрании. Сейчас оно как раз заканчивается.
– А председательствует карвасид?
– Нет. Он вообще-то не любит иметь дело с людьми. За него с народом общается Тифон. Карвасид появится позже.
Они свернули на дорогу, ведущую непосредственно к дворцу, зеленый фронтон которого был залит ярким светом. Полукруглые арки, величавые колонны – все это придавало ему сходство с античным храмом. Сама дорога состояла из крапчатого песчаника – или же какой-то разновидности бетона, судя по гладкости и отсутствию швов. На расстоянии пятисот метров впереди находилась развилка, в центре которой росло темное дерево со стволом в три обхвата. Напоминающая водоросли листва мягко светилась в окружении фонарей. Большие сучья казались вырубленными из камня.
– Что это за дерево?
– Это не «что». Это калинда, ее карвасид посадил перед тем, как основать город.