Искушение астрологией, или Предсказание как искусство - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Берлински cтр.№ 42

Кеплер взял у Коперника радикальную, тонкую, ясную и гладкую новую схему, однако местами она была еще сыровата, некоторые частности недоделаны, и даже некоторые опорные принципы остались туманными. Землю убрали из центра Солнечной системы. Вопросы, ранее незадаваемые, обрели голос. И настойчивость. Подобно тому как Эйнштейн опроверг идею о мировом эфире, Коперник позволил небесной сфере исчезнуть. Ее больше не было в материальном смысле, и мир остался без ее купола. Но если планеты вращаются вокруг Солнца, а Земля — вокруг собственной оси, причем в пустом пространстве, тогда зачем же расстояниям между планетарными орбитами их числовые значения? И почему, коли на то пошло, планет именно шесть, как полагал Кеплер, а не десять или двадцать семь? И что заставляет планеты неустанно двигаться кругами? До Кеплера задавать подобные вопросы было невозможно. А после Кеплера их невозможно стало не задавать.

Наблюдений-то было предостаточно, не хватало теории. Астрономы XVI века уже знали расстояния между орбитами планет. Тихо Браге и его помощники составили беспрецедентные ряды чисел, дат и случаев, выстроившихся в колонки на нелинованных листах, стопами лежавших на деревянных растрескавшихся столах в обсерваторских комнатах с видом на море. Но никакие наблюдения, понял Кеплер, не могут дать ответ на вопрос «почему», скрытый в этих бесконечных цифрах.

Выводы, которые сделал Кеплер в Mysterium Cosmographicum, чтобы ответить на эти вопросы, совсем не очевидны. Даже в наши дни трудно уяснить схему напряжений и расслаблений, которую он пытался взять под контроль, а затем и выразить. «Почти все лето ушло на тягостный труд», — пишет он [147].

Чисто технически Кеплер, машинально чертя, нарисовал ряд треугольников внутри круга, который представлял в данном случае зодиак. Но увидел он нечто иное. Появился второй круг, окружность которого была образована точками пересечения соседних треугольников, при этом их вершины упирались в большую окружность.

Момент озарения. Кеплеру приходит гениальная мысль: манипулируя Платоновыми телами, можно прийти к геометрическим зависимостям между двумя окружностями, представляющими собой орбиты планет

Логический пробел, связывающий этот пример с Солнечной системой, Кеплер преодолел одним исступленным опытом. Он на уроке в школе. Стоит к доске лицом и держит мел в руке. За спиной у него храпят ученики-ослы, покорно переписывающие его четкие схемы в свои тетрадки. И тут вдруг в сознании Кеплера словно прорывает плотину. «А потом меня осенило… и в память о том событии я записываю для вас свои соображения словами, возникшими во мне в момент озарения», — пишет Кеплер.

Фигуры, о которых говорит Кеплер в этом отрывке, — это Платоновы тела (правильные многогранники). В евклидовой геометрии таких тел всего пять. А планет-то шесть, замечает Кеплер, отсюда явствует связь между телами Платона и орбитами планет. Если орбиту Земли принять за меру всего — как основную единицу, — тогда с помощью коэффициента, даваемого конструкцией Кеплера, можно полностью определить орбиты остальных планет.

«Теперь вы знаете, почему планет именно столько», — заключает Кеплер.

Он потерял голову от волнения. Ему было всего двадцать три года.

Иоганн Кеплер прибыл в замок Бенатки в надежде, что Тихо Браге откроет перед ним сундук с сокровищами своей астрономической обсерватории, которые терпеливо собирал на протяжении двадцати пяти лет. Он знал: только тщательные, всесторонние и точные наблюдения могут подтвердить его теорию. Но Иоганна ждало разочарование. Во время обедов Браге выдавал гостям информацию по капле, изводил их намеками, скрывая важные детали. Он предложил Кеплеру сосредоточиться на орбите Марса. Задачка была нетривиальная. Если Марс и виден с Земли, то лишь в определенное время и на мгновенье. Обычное представление о том, что планетарные орбиты проявляются сами собой, происходит из высокоскоростной фотосъемки. Наблюдения помогли Браге определить ряд отдельных точек в небе. Геометрическая форма, связывавшая воедино эти яркие опорные точки, оставалась за завесой незнания. Задача, поставленная Браге перед Кеплером, была заманчивой. Но то, что ее поставили, бесило Кеплера.

Глядя на людей, собравшихся за длинным столом, Тихо Браге наверняка замечал (когда зайчики от свечей отражались от металлической пластины, закрывавшей его нос), что все, что он видит, и все, что он открыл, все эти сокровища — это его творение. И если он не желает ни с кем делиться своими знаниями, кто его осудит?

Ночное небо принадлежало ему.

И вот теперь этот странный, удивительно упорный коротышка — Иоганн Кеплер — сидит за его столом, уплетает его еду и пьет его вино. При этом не испытывает ни трепета, ни благодарности. И кажется, намерен настаивать на том, что Тихо Браге уже и так признал, а именно на том, что он, Кеплер, — гений.

Естественно, ссор им избежать не удалось. Всегда помня о своем затруднительном материальном положении, Кеплер попытался обеспечить себе некую финансовую стабильность. Он написал письмо и, как водится, показал его тем, кто не умеет хранить секреты. Интриги наслаивались на интриги. Запросы Кеплера возрастали — и вот он уже попросил Браге выдать его семейству немыслимое количество бушелей зерна, хлеба, сыра, яиц, масла, колбасы, вина, пива и свиного жира. И не разрешат ли ему работать так, как он сам сочтет правильным, читай — как ему заблагорассудится, без всяких там раздражающих расписаний? Кеплер не утруждал себя ранними подъемами и не засиживался ночью. Обеды в замке? Пожалуй, нет. И вообще, он не горит желанием работать с Тихо Браге, если ради этого придется жить с ним рядом. И нельзя ли все эти вопросы изложить в письменном виде и скрепить печатью? — спросил Кеплер у вконец обескураженного Браге, прибавив, что его не устраивают общие заверения о том, что все будет хорошо.