Искушение астрологией, или Предсказание как искусство - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Берлински cтр.№ 39

В конце концов, ни убеждения парижских докторов, ни точку зрения современных эпидемиологов нельзя назвать абсолютно удовлетворительной. Многое в чуме 1338 года и сейчас остается непонятным.

Идею о том, что Черная смерть — это вспышка бубонной чумы, вряд ли можно считать образцом логики. Прежде всего, заболевание распространялось по Европе со скоростью, серьезно превышавшей известные скорости распространения крысами или блохами. В любом случае крысы не кочующие животные. И не совсем ясно, почему инфекция в различных городах, если она и в самом деле была связана с носителями-грызунами, вдруг возникла и в отдаленных поселениях? Физические способности простой крысы и ее желание перемещаться имеют ограниченный характер. Они, эти крысы, что — бегали наперегонки? Да, эти животные бегать умеют. И даже демонстративно прохаживаться, как мог заметить любой наблюдавший за ними. Но покрывать большие расстояния они не способны.

Уровень смертности от чумы в разное время года был примерно одинаков. А крысы и блохи — существа сезонные. Мороз просто-напросто убивает блох, а крыс заставляет прятаться. Респираторная чума могла передаваться от человека к человеку в зимние месяцы, но уровень эпидемии должен был значительно упасть с приходом весны. Однако этого не случилось.

И наконец, современная бубонная чума хотя и заразна, но в гораздо меньшей степени, чем Черная смерть. Зачастую болезнь угасает после нескольких отдельных случаев, как это было на юго-западе Америки. И по тем же признакам современная бубонная чума совсем не так опасна, как средневековая. Уровень смертности в наши дни составляет примерно половину от уровня смертности в Европе XIV века. Хотя симптомы, судя по данным средневековых лекарей, аналогичны симптомам, о которых сообщали современные индийские врачи, занимавшиеся известными случаями бубонной чумы, есть тут и различия. Течение болезни у заразившегося чумой предсказуемо. У заразившегося Черной смертью — нет. Больной может умереть через несколько часов после контакта или через несколько недель. Бывает, что он выздоравливает, но вскоре заболевает снова и умирает. И еще одна странность. Средневековая чума распространялась среди домашних животных, особенно среди собак и кошек, с той же быстротой, что и среди людей. Андроник Палеолог, константинопольский библиотекарь и автор чумных хроник XIV века, сообщает, что от чумы умерло очень много птиц. Целые стаи пернатых, летевшие по небу, вдруг падали на землю, наводя на людей ужас [138]. Ни собаки, ни кошки, ни птицы не подвержены заражению современной бубонной чумой. Не должны они были гибнуть и в XIV веке.

Ни одно из современных эпидемиологических исследований не объясняет сколько-нибудь ясно еще одну черту средневековой чумы, которая казалась ее летописцам самой поразительной: болезнь, по-видимому вызванная каким-то масштабным нарушением в атмосфере, переносилась испорченным, даже вредоносным воздухом. Луи Галиген, музыкант при папском дворе в Авиньоне, писал, что чума распространялась «зловонным дыханием ветра».

Ни одна из современных теорий не отвечает на вопрос, который изводил лучшие умы Парижского университета: почему Черная смерть, каковы бы ни были ее непосредственные причины, случилась именно тогда и именно с такой силой?

Сейчас, когда открыта цепочка человеческого генома, у всех нас на этот вопрос нет ответа лучше, чем тот, что дали профессора медицинского факультета Парижского университета.

Черная смерть омрачала сердца человеческие. В Петрарке эпидемия проявила поэта элегического склада. В письмах к одному из своих друзей в 1349 году он находит подходящий для событий тон:

И в другом письме:

Всю жизнь Петрарка любил девушку по имени Лаура. Благодаря его таланту она стала одной из прекраснейших романтических героинь мировой литературы. Мы видим ее бегущей по лавандовым полям, с развевающимися за спиной золотистыми волосами, отдающей в объятия ветра свое гибкое двенадцатилетнее тело. В этих письмах Петрарка не упоминает Лауру ни разу, но она тоже погибла в той страшной катастрофе, постигшей Европу в XIV веке…

Обеды в замке Бенатки были, наверное, пыткой. Они начинались поздно и тянулись долго. Обычно на них присутствовало человек двенадцать, иногда и раза в два больше: астрономы и астрологи, разумеется, секретари, писцы, математики, купцы, слабые здоровьем графини, несущие в венах своих тлетворные миазмы Дуная, и члены императорской свиты, прибывшие засвидетельствовать почтение или поделиться свежими сплетнями. По освещенным свечами залам бродят собаки, которые частенько дерутся из-за объедков. Их возмущенное рычание заглушают время от времени визги тех, кто пинками отгоняет их от стола. Вилок нет — их еще считают итальянской вещицей для дам. Мужчины едят с ножа: разрезают куски мяса и накалывают их. В кувшины налито плохое вино, в графины — вода сомнительной чистоты, зато в высоких кружках — отличное богемское пиво. Ревущее пламя в очаге согревает и усыпляет тех, кто сидит с ним рядом, остальные ежатся от холода, и мурашки бегут по их спинам. А на улице снег ложится сугробами на каменные подоконники и просачивается в зазоры между рамой и тяжелым стеклом. Ветер стонет. Замок Бенатки стоит на открытом просторе, в двадцати двух милях от Праги. А зимы в Центральной Европе лютые…

Императорский математик Тихо Браге сидит во главе огромного стола. Он невысок ростом, узкоплеч, толстоват и коротконог, но при этом всем понятно, что он — личность незаурядная. Браге родился в семье датских аристократов. Его природная самоуверенность проявляется в том, как он держится, как говорит. Браге умеет вести себя в обществе и создавать вокруг непринужденную обстановку, однако хорошие манеры не скрывают его самоуверенности. Он лучше тех, кто пирует за его столом, и, зная это, они жаждут его похвалы. В юности во время дуэли он лишился части носа, которую заменил металлическим протезом. И этот протез, пряча лицо Браге, открывает его душу.

Браге родился 14 декабря 1546 года, учился в Копенгагенском университете, затем любящие родители отправили его путешествовать по Германии. Университеты Лейпцига и Виттенберга добавили бесценного блеска патине его датского образования. Браге страстно влекли звезды. Еще в молодости он провел важную исследовательскую работу, невозмутимо представив сверхновую звезду вниманию членов астрономического сообщества, убежденных, согласно Аристотелю, что во Вселенной ничего нового возникнуть не может. В научных кругах он чувствовал себя как в своей тарелке, читал лекции по-латыни, общался с философами, математиками и богословами. В пору зрелости Браге сумел сохранить приязнь аристократии, к которой принадлежал по рождению, оставаясь безразличным к традиционным для нее занятиям, вроде охоты, блуда и политических интриг.