ГУЛАГ - читать онлайн книгу. Автор: Энн Эпплбаум cтр.№ 119

Несмотря на риск сурового наказания, число малолетних правонарушителей продолжало расти. Война порождала не только сирот, но и детей-беглецов, безнадзорных детей, чьи отцы были на фронте, а матери двенадцать часов в сутки работали на фабриках, а также несовершеннолетних преступников нового сорта – тех, кто, работая на фабрике или заводе (иной раз, после эвакуации предприятия, вдалеке от родных), самовольно покидал место работы и тем самым нарушал закон военного времени “О самовольном уходе с работы на предприятиях военной промышленности” ^[1180]. Согласно статистике НКВД, за 1943–1945 годы через детприемники прошло 842 144 бездомных детей – колоссальная цифра! Большую часть отправили назад к родным, в детские дома, в ремесленные училища и школы ФЗО. Но немалое число, по документам – 52 830, попало в трудовые воспитательные колонии, которые по существу были детскими концлагерями ^[1181].

Во многих отношениях с детьми в лагерях для “малолеток” обращались так же, как со взрослыми зэками. Их арест и этапирование происходили по тем же правилам, за двумя исключениями: несовершеннолетних полагалось держать отдельно, и в них нельзя было стрелять при попытке побега ^[1182]. Тюремные камеры для несовершеннолетних были такими же скверными, как камеры для взрослых. Отчет о прокурорской проверке одной такой камеры рисует удручающе знакомую картину: “Стены загрязнены; койками и матрасами не все заключенные обеспечены. Простыней, наволочек и одеял совершенно не имеется. В камере № 5 за отсутствием стекла окно закрывается подушкой, а в камере № 14 оконная форточка не закрывается” ^[1183]. В приказе за 1940 год говорится, что “помещения трудколоний <…> содержатся в недопустимо антисанитарных условиях и часто не обеспечены даже горячей водой и <…> кружками, мисками, табуретками” ^[1184].

Некоторых юных арестантов и допрашивали как взрослых. Четырнадцатилетнего Петра Якира из детприемника отвезли в местное отделение НКВД и подвергли ночному допросу. Его обвинили “в организации анархической конной банды, ставившей себе целью действовать в тылу Красной армии во время будущей войны”. “Доказательством” служило то, что Якир любил кататься верхом. Подростка поместили во взрослую тюрьму и приговорили к пяти годам колонии как “социально опасный элемент” ^[1185]. Как взрослого допрашивали и шестнадцатилетнего поляка Ежи Кмецика, которого в 1939 году, после советского вторжения в Польшу, поймали при попытке бежать в Венгрию. Кмецика по многу часов заставляли стоять или сидеть на табуретке, его кормили соленым супом и не давали воды. Помимо прочего, его спросили: “Сколько тебе заплатил за разведывательные сведения господин Черчилль?” Кмецик не знал, кто такой Черчилль, и попросил разъяснить вопрос ^[1186].

В архиве сохранилось следственное дело пятнадцатилетнего Владимира Мороза, которого обвинили в “контрреволюционной деятельности” в детдоме, где он содержался. Мать Мороза и его семнадцатилетний старший брат были арестованы раньше. Его отец был расстрелян. В детдоме Мороз вел дневник, который попал в руки НКВД. В дневнике он сетует на окружающую “ложь и несправедливость”: “Если бы человек, заснувший летаргическим сном лет 12 тому назад, проснулся, он был бы просто поражен переменами, произошедшими за это время”. Мороза приговорили к трем годам лагеря, но в 1939 году он умер в тюрьме ^[1187].

Эти случаи нельзя считать исключительными. В 1939 году, когда в советской печати появился ряд сообщений об аресте сотрудников НКВД за получение фальшивых признаний недозволенными методами, одна сибирская газета рассказала о “деле”, по которому проходило 160 детей большей частью в возрасте двенадцати – четырнадцати лет, хотя некоторым было всего десять. Четыре сотрудника НКВД и прокуратуры получили за ведение этого дела сроки от пяти до десяти лет. Историк Роберт Конквест пишет, что признания детей были добыты “сравнительно легко”: “Одного ночного допроса было достаточно, чтобы десятилетний мальчик ломался и сознавался в участии в фашистской организации с семилетнего возраста” ^[1188].

Дети-арестанты не были избавлены и от неумолимых требований системы рабского труда. Хотя, как правило, детские колонии не входили в состав самых жестоких северных лесозаготовительных или золотодобывающих лагерей, в 1940 году в Норильском лагере на Крайнем Севере был лагпункт для несовершеннолетних. Из 1000 детей и подростков, которые там содержались, часть работала на кирпичном заводе, остальные занимались расчисткой снега. Большинство составляли пятнадцати– и шестнадцатилетние, но были и дети от двенадцати до четырнадцати лет. Семнадцатилетних переводили во взрослые лагеря. О тяжелых условиях в Норильском детском лагере писали многие проверяющие, и в конце концов лагерь перевели в более южный район страны. Но к тому времени многие юные зэки пали жертвой холода и недоедания ^[1189].

Более типичны сведения об украинских детских колониях, где мальчики занимались деревообработкой и металлообработкой, а девочки шитьем ^[1190]. Кмецик, которого отправили в детскую колонию близ Житомира, работал на мебельной фабрике ^[1191]. Тем не менее в детских колониях присутствовало многое из того, что было во взрослых лагерях: производственный план, индивидуальные нормы, режим. В циркуляре НКВД за 1940 год для несовершеннолетних от двенадцати до шестнадцати лет устанавливается четырехчасовой рабочий день и еще четыре часа отводятся для учебы. Согласно тому же приказу, рабочий день заключенного в возрасте шестнадцати – восемнадцати лет составляет восемь часов, а учиться он должен два часа в день ^[1192]. В Норильском лагере эти правила не соблюдались – школы там не было вообще ^[1193].

Кмецик в колонии посещал вечернюю школу. Помимо прочего, ему там сообщили, что “Англия – это остров в Западной Европе. <…> Там правят лорды в красных одеяниях с белыми воротниками. Они владеют рабочими, которые трудятся на них, получая за это гроши” ^[1194]. Учеба не была в детских колониях первоочередной задачей. В 1944 году Берия гордо проинформировал Сталина, что колонии для несовершеннолетних внесли важный вклад в военную промышленность: там произведено боеприпасов и прочего на общую сумму 150 млн рублей ^[1195].