Месть и прощение - читать онлайн книгу. Автор: Эрик-Эмманюэль Шмитт cтр.№ 45

В следующую субботу ноги сами привели ее к тюрьме.

Небо было пустым. Ни синим, ни белым. Пустым.

Элиза сидела напротив Сэма, едва взглянув на него, и молчала. Ей не хотелось задавать ему вопросы – хотя у нее осталось их немало, и жгучих, – не хотелось следовать за ним в лабиринты его извращенного ума, не хотелось, чтобы он мучил ее, упоминая Лору – или не упоминая, – короче, у нее не было никакого желания разговаривать с ним. Она просто пришла. Потому что так было надо. Этого достаточно, не правда ли?

Сбитый с толку, Сэм тоже не спешил начать разговор.

Они молчали.

Время от времени кто-то из них поднимал глаза на своего визави, побуждая его заговорить, давая понять, что готов слушать, но на эти взгляды украдкой не следовало ответа, и молчание затягивалось.

Поначалу растерянный, Сэм Луи быстро вернулся к своим привычкам: безмолвное свидание превратилось в поединок. Всю свою энергию он употребил теперь, чтобы длить молчание, в расчете на то, что Элиза не выдержит.

Молчание становилось все тягостнее.

Заключенный не сдавался. Гостья как будто не обращала на него внимания. Как ни скрывал Сэм во время этого поединка свою злость, Элизе она стала бальзамом на сердце. На сей раз ей досталась роль равнодушной, безучастной, апатичной, бесчеловечной. Какое облегчение…

Так они провели час, сидя в нескольких сантиметрах друг от друга, разделенные стеклом, витая мыслями где-то далеко.

Ровно через час лязгнуло железо, повернулся ключ в замке, скрипнула дверь, и надзиратель пришел забрать заключенного.

Сэм встал с недоброй усмешкой и крикнул злобно:

– На той неделе не приходи!

На следующей неделе Элиза явилась в комнату для свиданий ровно в три часа, и Сэм улыбнулся ей:

– Я рад.

Она слегка кивнула в знак согласия. Села и быстро сказала:

– Я сегодня, увы, только на пять минут.

– Почему?

– Встречи.

– А… С кем?

– Ни с кем. Встречи.

Элиза заметила пробежавшую по лицу Сэма тень ревности, но это было так мимолетно, что впору было усомниться.

Он ссутулился, мощный, округлый, крепкий, невыразительный. Глыба глины. Он уставился в пол, а губы его между тем шевельнулись:

– У тебя есть другие дети?

– Другие дети, кроме?..

– Кроме твоей дочери?

– Кого?

– Твоей дочери!

– Ее имя?

Он нарочно помедлил, потом обронил:

– Лора.

– Счастлива, что ты помнишь…

Сэм отвернулся. Тогда Элиза ответила:

– Нет!

– Что?

– У меня нет других детей.

– Поэтому ты приходишь ко мне?

– Может быть. Главное – что я прихожу.

– Может быть.

Он устремил на нее взгляд своих больших бархатистых глаз, коричневые радужки которых были наполовину закрыты веками.

– У тебя не было сына. Ты хотела бы иметь сына?

– У тебя не было матери. Ты хотел бы иметь мать?

Они смотрели друг на друга со скупой доброжелательностью. Приручали друг друга.

Сэму хотелось поговорить.

– Я хочу понять.

– Да?

– Ты хочешь понять, почему я сделал то, что сделал. А я хочу понять, почему ты делаешь то, что делаешь. У нас получится?

– Я в этом уверена, Сэм.

Она тепло улыбнулась.

– Не суди обо всех женщинах по тем, что были в твоем детстве, – мать, которая тебя бросила, мадам Вартала, которая…

– Моя мать не только бросила меня!

Он заговорил сбивчиво, торопливо, слова посыпались сами:

– Она кинула меня дважды. И Вартала тоже. Они меня предали не один раз.

Он смотрел на нее, сам испуганный своим признанием.

Она успокаивающе зачастила:

– Не бойся ничего. Мне ты можешь все сказать. Сегодня, как я тебе говорила, мне пора. На той неделе ты мне расскажешь.

– Если ты…

– Я приду, Сэм. Я тебя не оставлю. Положись на меня. Я приду. Как настоящая мать. До субботы.

Он так и остался сидеть с открытым ртом.

Элиза вышла из тюрьмы, отряхнула жакет, юбку и уселась на террасе первого попавшегося кафе.

Солнце слепило ее.

Разумеется, никакие встречи ее не ждали. Она только не хотела, чтобы Сэм разговорился случайно; надо было, чтобы он ощутил потребность поговорить с ней. Долгой недели хватит, чтобы разжечь это желание.

Что до нее… Если она знала, чего ждала от него, то по-прежнему понятия не имела, на что же надеялась для себя. Однако все в ней трепетало, развязка была близка, она это чувствовала, уже скоро. Она выяснит наконец, почему навещает этого извращенца уже несколько лет, почему подвергает себя такому испытанию – смотреть на него, говорить с ним, слушать…

В этот вечер разразилась гроза.

Ливень, гром, молнии – все выражало буйство стихии. Капли стучали по земле с частотой пуль из автомата; отвратительная сырость, точно газ, просачивалась сквозь стены и окна.

Чтобы защититься от шума, Элиза его добавила: она включила телевизор, который смотрела так редко, и в унисон грому зазвучали выстрелы и сирены американского детективного сериала.

Среди этого апокалипсиса она вдруг различила шорох. Встревоженная, опасаясь вторжения какого-нибудь бродяги, она вскоре разглядела за стеклом кота – мокрый, жалкий, он умолял впустить его. Элиза крикнула ему:

– Пошел на свое место, вон! Ты дикий зверь.

Он настаивал, прижимая к стеклу розовые подушечки.

– Мяу…

Даже не потрудившись задернуть занавеску, она легла спать.

Назавтра, в воскресенье, кот не появился.

– Наконец-то!

Элиза села на подсыхавшей под солнцем террасе, радуясь, что может спокойно поработать, не отвлекаясь на игрища и требования кота.

В этот день перевод был закончен. Довольная, она поправляла последнее слово в своем труде, когда полил дождь. Ночью обещали грозу такой же силы, как вчера. Капли стучали о стекло, хлестали стены.

Она ушла в дом и, поискав среди дисков музыку, подходящую к ее стряпне, выбрала кубинские мотивы. Хватая то кастрюлю, то нож для чистки овощей, она весело пританцовывала. Pepito mi corazon ^[21]. Когда тропические ритмы подошли к концу, она поставила диск снова.