Люди, живущие по соседству. Часовщик из Эвертона - читать онлайн книгу. Автор: Жорж Сименон cтр.№ 25

— Вы уверены, что действительно хотите этого?

Он ответил: «Нет». С тех пор прошло три недели. Свеча наполовину сгорела, Адил-бей поднялся без единого вздоха, пересек комнату и начал раздеваться. Он так и не удосужился повесить занавески. Он видел, как мутные капли катились по черноте стекла. Посреди улицы мчался настоящий ручей, он даже журчал, как ручеек в лесу. Окно в доме напротив было всего лишь приоткрыто.

Адил-бей лег и погасил свет. Но при этом остался лежать с открытыми глазами, как лежал каждую ночь. Он снова видел Пенделли, сочащегося радостью и даже забывшего зевнуть, чтобы дать сигнал к окончанию вечера, сочащегося радостью, потому что на следующий день он отплывал на борту «Авентино».

Затем лицо Пенделли исчезло, и консул увидел свирепое лицо мужчины из Новороссийска, сидящего рядом с кадками для засола мяса и готового защищать от чужаков свое «добро».

Он должен не забыть на следующий день рассказать эту историю Соне, хотя турок не сомневался: она найдет что ответить. Что именно? Что люди голодают и в других местах земного шара? В таком случае он покажет ей фотографии базаров Стамбула, тысячи прилавков, ломящихся под весом всевозможной снеди… Видела ли она когда-нибудь целых барашков, жарящихся на вертеле? Всего за несколько курушей можно купить целую тарелку ароматного мяса!

Сколько раз в месяц она ела мясо? А ведь она находится в том возрасте, когда тело женщины еще формируется! Ее маленькие груди уже немного обвисли. А тело было неестественно белым.

Почему она всегда столь категорична?

Почему вечно бросает ему вызов? Ведь так просто стать добрыми друзьями, разговаривать открыто, с чистым сердцем!

И, скажите, почему, когда он сжимает ее в своих объятиях, она смотрит на него с любопытством, а порой даже с затаенной жалостью?

Иногда от одной только мысли, что они лежат рядом, так тесно прижавшись друг к другу, глаза Адил-бея увлажнялись от переполнявших его эмоций, и тогда она равнодушно интересовалась:

— Что с вами, Адил-бей?

Тем хуже для нее! Это не будет длиться вечно!

Ведь и сама Соня уже не была прежней. Темные круги вокруг глаз. Теперь, внезапно заслышав его шаги за спиной, она вздрагивала. Зимой она ходила все в том же черном платье, носила ту же шляпку, местами потертое тонкое шевиотовое пальто. Два или три раза Адил-бей замечал, как, сидя на своем месте в консульстве, она вяжет шерстяные перчатки.

Женщины из бара питались много лучше. Но разве Джон не говорил ему, что после двух или трех месяцев службы их отправляют в Москву, чтобы помешать девицам завести друзей?

А одну даже убили — застрелили, — все это тоже рассказывал Джон, — потому что она разоткровенничалась с бельгийским морским офицером. Адил-бей забыл рассказать об этом Соне. Хотя она наверняка знала. Она знала все.

Но он хотел, чтобы она слышала все эти откровения именно из его уст!

В некоторые моменты, буквально на одну-две секунды, дождь усиливался и обрушивался на землю, как водопад. В тот же миг усиливался шум ручья. Это длилось несколько минут, четверть часа, не более, а затем за окном вновь начинал шуршать мелкий монотонный дождь.

Дом напротив выделялся светлым пятном с черной дырой приоткрытого окна, которое Адил-бей видел прямо из постели.

И где-то там, в этой дыре, находилась Соня. Джон говорил о ней. Неджла тоже. Все говорили ему о ней, как будто в городе проживала только одна эта бледная девушка.

А ведь их были сотни! Он это тоже теперь знал.

Что касается Сони, то ее силы на исходе, несомненно! Она сломается раньше, чем он.

Адил-бей перевернулся на другой бок именно в тот момент, когда ему стало казаться, что он скользит по крутому склону, после чего мужчина уснул. Однако его продолжал преследовать треск дождя, который периодически перерастал в треск пишущей машинки, и секретарша с глазами, обведенными синевой, заканчивала печатать фразу, а потом оборачивалась, ожидая продолжение диктовки.

Надо не забыть рассказать ей о мужчине из Новороссийска!

Но на следующий день Адил-бей не поведал Соне ничего из того, что намеревался ей сообщить, и даже не упомянул мужчину из Новороссийска.

Ночью турок сильно потел, хотя он почти сбросил с себя покрывало. Подобное стало происходить с консулом все чаще и чаще. Иногда он задавался вопросом, а потел ли он так когда-нибудь раньше. Он рылся в своей памяти. Но не мог припомнить, чтобы когда-то просыпался на совершенно мокрых простынях.

А еще консул не помнил, чтобы хоть когда-нибудь вставал значительно более уставшим, чем ложился. Теперь такое случалось ежедневно. Он долго лежал в кровати, тупо глядя в пространство, прежде чем находил в себе силы жить дальше. Он подурнел. Его рот был полон горечи, горечи, вкус которой казался ему незнакомым.

В то утро его лоб и виски покрылись испариной лишь оттого, что мужчина встал и направился к умывальнику. Дождь не прекращался. Воздух, сочащийся в оконную щель, пах сыростью. В доме напротив за закрытыми шторами можно было разглядеть смутный силуэт одевающейся госпожи Колиной.

Перед тем как взять кувшин и вылить воду в таз, Адил-бей долго созерцал себя в зеркале.

Он сделал странное открытие: его щетина начала расти быстрее, чем раньше. Затем консул сообщил себе, что такого просто не может быть, и, наконец, вспомнил, что у мертвецов борода растет с головокружительной скоростью.

Он высморкался и плюнул на платок. И в ту же секунду, без малейшего перехода, все изменилось: паника скрутила плоть, добравшись до позвоночника, куснула в живот, заставив сердце выпрыгнуть из груди.

Адил-бей больше не осмеливался смотреть на платок, окрасившийся розовым. Он смотрел в зеркало, на свое испуганное лицо. Он слышал, как в кабинете возится домработница. Вскоре пришла Соня, и обе женщины заговорили на русском, но он не смог их понять, потому что они говорили слишком быстро. Он представил себе сумочку, положенную на каминную полку, черную шляпку, повешенную на крючок, снятые сапоги.

Когда он вошел в кабинет, в мятой пижаме, с голыми ногами в старых шлепанцах, Соня подскочила, и турок это заметил, и ему доставила удовольствие сама мысль, что он внушает страх.

— Сию же минуту разыщите мне врача.

— Вы больны, Адил-бей?

— Я ничего не знаю.

Мужчина не стал бриться, одеваться, он даже не вымыл лицо, хотя каждый раз, проходя мимо умывальника, он украдкой смотрел в зеркало. Он храбрился, стараясь напустить на себя спокойный вид. Но стоило Адил-бею сделать десяток шагов, покачивая головой, заложив руки за спину, его взгляд падал на платок и паника вновь подступала к горлу, челюсти сжимались от нетерпения, и мужчина сверлил глазами дверь, как будто обладал способностью заставить врача появиться из пустоты.

— Но ведь это русский врач! — ворчал он.