Не унимавшийся несколько дней дождь не давал людям возможности обсушиться после ночного перехода полка. Особенно страдали солдаты, которые рыли окопы под дождём. Прекрасно понимая, как тяжело приходится в такую погоду, прежде всего солдатам, командир корпуса приказал 22 августа/4 сентября, «чтобы все свободные от нарядов нижние чины сегодня находились бы под крышей»
.
В десять часов вечера
[195], сидя за столом, в одном из деревенских домов, приспособленного под штаб батальона, подполковник Д.Н. Постников составлял доклад командиру полка. Все те вопросы, которые необходимо было решить, командир 1-го батальона вписал в своё донесение. Окопы в черте обороны его батальона, писал подполковник Д.Н. Постников уже «в завтрашний день будут доведены до (полного. — Н.П.) профиля …со дна рва»
, но «прошу для ускорения работы выслать к батальону…шанцевый инструмент»
. «Дома, — докладывал далее подполковник Д.Н. Постников, — будут приведены в оборонительное состояние и устроены убежища от артиллерийского огня»
. Командир 1-го батальона запрашивал, из-за ограничения дальнего обстрела, разрешения командира полка «выжечь»
кирпичный завод и строения в деревне Рихау. Это разрешение, видимо, было дано. В Журнале военных действий Юрьевского полка от 22 августа отмечено, что в этот день был получен приказ командира дивизии, в котором среди прочего значилось: «Приказано оказать упорное сопротивление в случае наступления противника. Всем частям на занятых позициях сильно укрепиться расчистить обстрел,…уничтожив мешающие обстрелу постройки»
.
[196]
А 25 августа/7 сентября командир полка приказал командиру 2-го батальона Я.И. Энгельму: «Все местные предметы на дистанцию 11/2 — 2 вёрст от линии огня, могущие воспрепятствовать обстрелу, уничтожить»
.
В частности, во исполнение этого приказа, 26 августа/8 сентября командир Юрьевского полка В.А. Желтышев сообщил командиру бригады:
«Генерал-майору Джонсону.
26 августа 1914 г.
…д.[еревня] Рихау.
…Трубы у Рихау (Richau) и в других пунктах сапёрами взорваны»
. Остальные постройки были, видимо, разрушены силами полка ещё ранее.
Так завершался для 1-го батальона по-осеннему дождливый день 22 августа/4 сентября. Батальон, как и весь полк, готовился к обороне и укреплялся на новых позициях
[197].
Подполковник Д.Н. Постников, закончив писать донесение, встал из-за стола и подошёл к окну, за которым во мраке глухой августовской ночи невозможно было ничего разглядеть. Только непрекращающийся уже в течение нескольких дней дождь всё лил и лил за окном, барабаня по стеклу.
21 августа/3 сентября — 22 августа/4 сентября 1914 года. Деревня Адлиг Бервалъде
[198]. Расположение 33-го эрзац-батальона.
Косые линии дождя всё продолжали падать на землю с низких, быстро летящих неразрывной серой массой туч, заслонявших небо, когда утром 20 августа/2 сентября, по словам капитана фон Бессера, «еле живые»
от усталости, солдаты его эрзац-батальона, вышедшие из боя у Лаукишкена, заняли позицию, в шести километрах южнее Лабиау, у селения Гросс Попельн
[199]. Но батальону не пришлось отдохнуть. Уже вечером того же дня фон Бессер получил новый приказ. Продвинуться на три километра к югу, ближе к Тапиау, и занять линию обороны вдоль западного берега Дейме. «И опять нам пришлось совершать тяжёлый ночной переход»
, — как уже о чём-то обыденном, отрешённо написал в дневнике фон Бессер.
Новая позиция у деревни Адлиг Бервалъде оказалась не из лучших. Она простреливалась «на протяжении 6—7 километров»
. Русская артиллерия пользовалась этим и открывала огонь по немецким позициям. Капитан фон Бессер уже привык к этим обстрелам и писал, несколько бравируя о них своей жене как о чём-то незначительном в повседневных буднях войны:
«04.09.14.
Милая Агнес!
…В то время как я пишу, над нашим домом и с этой и стой стороны летают гранаты. Оконные стёкла дрожат, время от времени страшно разрываются поблизости, и это на нас не производит никакого впечатления. Я из окна вижу, —писал он дальше, —дым из русских окопов, где варят пищу, но в них не приказываю стрелять, ибо тоща бы сейчас же началась стрельба с обеих сторон, которая бесцельна, потому что не даёт результатов»
.
И в этом описании фон Бессером окопной войны, и в приказе начальника 25-й русской пехотной дивизии генерала П.И. Булгакова перейти к обороне чувствовалось, что и русские и немцы замерли в тревожном ожидании. В ожидании того, кто первый нанесёт удар. Поэтому наступившее, казалось, затишье на фронте на самом деле было обманчиво. Ощущалась всё нарастающая напряженность, витавшая в воздухе и осязаемая почти физически: «Сегодня (22 августа/4 сентября. — Н.П.) везде наблюдалась лихорадочная деятельность, — написал в своём дневнике фон Бессер, — т.к. русские, по словам нашего лётчика, готовились перейти Дейме, с этой целью они уже приготовили плоты и лодки»
. Обеспокоенный сведениями воздушной разведки, капитан «сам пошёл …вдоль реки в проливной дождь»
. Временами он останавливался, подносил к глазам бинокль и долго и пристально вглядывался в скрывающиеся за пеленой дождя и обволакивающего промозглого осеннего тумана, русские позиции на правом берегу Дейме, но «ничего подозрительного не заметил, что могло бы указать на переход неприятелем реки»
. Успокоившись, фон Бессер вернулся в расположение своего батальона.