Мятеж броненосца "Князь Потемкин-Таврический". Правда и вымысел - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Шигин cтр.№ 48

По воспоминаниям Коваленко и показаниям врача Галенко, комиссия решила начать бой только в случае явно враждебных действий эскадры, а если исход боя окажется роковым для «Потемкина», взорвать броненосец и погибнуть вместе с ним. «Такое решение, — рассказывает Коваленко, — сейчас же было сообщено всей команде, которая единодушно одобрила его». В последнем я весьма сомневаюсь — желания погибать за идеи революции команда «Потемкина» не выказывала ни в прошлом, ни тем более в будущем Могли быть красивые слова, но не более того. О настроение потемкинцев перед возможным боем лучше всего говорят факты, а они таковы. Серьезный инцидент произошел со старшим врачом «Потемкина» Галенко, который в преддверии возможного боя с эскадрой вместе с санитарами перебрался на портовое судно «Веха» и забрал с собой все медикаменты. Доктора и медикаменты вернули силой. Историки признают и тот факт, что перед выходом в море сверхсрочники-кондукторы попробовали вызвать панику среди новобранцев, но их попытки успеха не имели. Таким образом, можно говорить о начале достаточно серьезных волнений в команде и ее окончательном разделении на тех, кто не желал продолжения мятежа, — часть команды во главе с кондукторами, и другую часть во главе с Матюшенко и его одесскими подельниками.

И. Лычев вспоминает: «Было решено не открывать огня первыми. И это решение, явившиеся следствием нашей общей неправильной тактики, было ошибочно». На самом же деле это было, вероятно, одно из немногих вполне разумных решений, принятых на «Потемкине» за все дни мятежа.

Днем раньше на «Потемкин» прибыл некий социалист Лазарев, которому Фельдман с Березовским поручили следить за действиями прапорщика Алексеева, чтобы не допустить предательства с его стороны. Однако перед самым выходом в море Лазарев (историками он считается членом Одесского комитета большевиков) отпросился на берег и обратно на броненосец уже не вернулся. Таким образом, прапорщик Алексеев оказался без соглядатая. Перед выходом в море прапорщик Алексеев загодя отказался командовать кораблем в случае боя. Он заявил, что болен, просил отправить его на берег. Но Матюшенко силой заставил Алексеева идти в боевую рубку, пригрозив расправой.

Что касается прапорщика Алексеева, то он не был кадровым флотским офицером, а был призван в военно-морской флот лишь с началом Русско-японской войны в марте 1904 года. Военная служба Алексеева абсолютно не прельщала, а потому он спал и видел, когда же вернется на родной торговый флот. По существу, Алексеев никаким настоящим офицером и не был, а являлся обыкновенным штурманом торгового флота, вынужденным носить на плечах чуждые ему погоны лишь по случаю войны. Забегая вперед, скажем, что после окончания мятежа Алексеев с великой радостью покинет осточертевший ему военный флот и вернется на свой старый торговый пароходик.

* * *

Но вернемся к событиям 17 июня. Ранним утром на «Потемкине» перехватили радиограмму: «Ясно вижу. “Ростислав”», потом еще одну. «Мы телеграфируем вам на расстоянии 5…» Было очевидно, что эскадра уже близка. Матюшенко, Фельдман и Березовский решили отправить в разведку захваченный накануне в порту портовый ледокол «Смелый». Н него перебрались 12 человек во главе с верным матюшенковцем Резниченко. «Смелый» отправился к Тендре. Уже через десять минут он обнаружил отряд Вишневецкого. Ледокол тоже заметили и дали сигнал остановиться. Но он продолжал следовать прежним курсом. За ледоколом был отправлен миноносец, но затем Вишневецкий вернул его обратно, решив не отвлекаться на мелочи.

В 4 часа утра 17 июня, не дождавшись возвращения миноносцев, Вишневецкий снялся с якоря и лег на курс на Одессу. Согласно вахтенному журналу «Георгия Победоносца», в 5 часов 40 минут по переданному семафором приказанию адмирала подняли стеньговые флаги, в 6 часов 20 минут скрылся Тендровский маяк, а через десять минут показался по курсу Одесский электрический маяк на Большом фонтане. Повернув затем круто на 145°, Вишневецкий рассчитал свой маневр так, чтобы внезапно появиться из-за южного берега и перекрыть выход с рейда. Спустя еще полчаса с кораблей эскадры увидели стоявшие у Воронцовского маяка броненосец «Потемкин», миноносец № 267, портовое судно «Веха» под флагом Красного Креста и два парохода под английскими флагами.

Тогда же с «Трех Святителей» на «Потемкин» была передана радиограмма следующего содержания: «Черноморцы, удручен вашим поступком Кончайте скандал. Смиритесь. Повинную голову и меч не сечет. Объясните, чего вы хотите. Будьте благоразумны. Адмирал Вишневецкий». В ответ Матюшенко начал юродствовать: «Неясно вижу. Пожалуйста, увеличьте искру и повторите вашу работу». В 8 часов 25 минут радиограмма по просьбе «Потемкина» была повторена, и через десять минут «Потемкин» отвечал: «Убедительно Вас просим, как своего начальника, пришлите к нам дать совет. От всей команды». Разумеется, это была провокация, причем настолько явная, что Вишневецкий не удостоил ее ответом

Одновременно «Потемкин» начал съемку с якоря, намереваясь выйти в открытое море. Отметим немаловажный факт, что на всех многочисленных картинах, посвященных событиям 17 июня, «Потемкин» изображается идущим навстречу правительственной эскадре под огромным красным флагом. На самом деле ничего этого не было! Над броненосцем, как и прежде, развевался старый Андреевский флаг, помимо которого на ноке рея был поднят положенный по морскому уставу флаг «Наш» (красного цвета), означавший, что корабль готов к открытию огня. Именно так шли в бой российские корабли в Порт-Артуре и в Цусимском проливе.

Увидев действия мятежного броненосца, Вишневецкий поднял сигнал о повороте эскадры «все вдруг» на 16 румбов, чтобы перерыть путь снявшемуся с якоря «Потемкину». На флагманском «Трех Святителях», оказавшемся после поворота концевым, пробили боевую тревогу. Затем отряд Вишневецкого сделал поворот на восемь румбов и строем фронта, увлекая за собой «Потемкин», начал отходить в открытое море курсом зюйд-ост 41º. Расчет Вишневецкого был, в общем-то, грамотным — увести подальше мятежный броненосец от мятежного города и там постараться подавить бунт. Однако около девяти часов утра «Потемкин» внезапно повернул обратно и вернулся на рейд. Впоследствии участники мятежа объяснили этот отход боязнью плавающих мин.

По воспоминаниям участников мятежа, первая проба сил с правительственными кораблями вызвала определенную уверенность даже в тех, кто сомневался в правильности происходящего.

Телеграмма командующего войсками Одесского военного округа генерала от кавалерии Коханова управляющему Морским министерством, 17 июня 1 ч. 20 м. дня: «Эскадра адмирала Вишневецкого, состоящая из двух броненосцев, одного минного крейсера и четырех миноносцев, прибыла на Одесский рейд в семь часов утра семнадцатого; стоит на рейде и ведет переговоры с Потемкиным. Только что получил телеграмму от адмирала Данилевского, что эскадра адмирала Кригера в составе “Ростислава”, “Синопа” и четырех эскадренных миноносцев вышла вчера в семь часов вечера из Севастополя; в Одессу же она до сих пор не прибыла. О мерах, принятых начальниками эскадр, мне не известно».

Тем временем спустя каких-то полтора часа отходивший на зюйд-ост отряд Вишневецкого обнаружил приближающиеся корабли контр-адмирала Кригера. Выйдя из Севастополя, отряд Кригера прошел мимо Тендровской косы спустя пять часов после ухода оттуда Вишневецкого. Вице-адмирал слышал радиопереговоры своего младшего флагмана с «Потемкиным». Еще через час эскадра соединилась. На флагманском «Ростиславе» состоялось совещание адмиралов с участием прокурора севастопольского военно-морского суда полковника Александрова. Ситуация была для вице-адмирала Кригера непроста. Он не только должен был прекратить мятеж на «Потемкине», но и сделать все возможное для того, чтобы сохранить этот новейший броненосец для и так донельзя ослабленного Порт-Артуром и Цусимой российского флота. Задача, прямо скажем, не из легких! Кригер заслушал Вишневецкого о его рейде к Одессе и запросил командиров о настроении команд. На совете решено было еще раз попытаться склонить «Потемкин» к сдаче.