Тайны Третьего Рейха. "Гладиаторы" вермахта в действии - читать онлайн книгу. Автор: Олег Пленков cтр.№ 41

26 июля 1941 г. начальник Генштаба Франц Гальдер зафиксировал в своем дневнике загадочное высказывание Гитлера: «Русского не разбить оперативными достижениями, поскольку он их просто не признает. Поэтому его следует постепенно сломить при помощи маленьких, скорее тактических охватов». По существу, это было косвенное признание Гитлера, что стратегический план войны был нарушен буквально месяц спустя после начала войны. Вскоре, однако, выяснилось, что и при помощи — пусть весьма и весьма успешных — тактических охватов «русского» на колени не поставить. 6 ноября министр иностранных дел Италии Галеаццо Чиано отмечал в своем дневнике: по словам его информированного доверенного лица в немецком Генштабе, среди немецкого военного руководства все более распространяется убеждение, что война превращается в безумие, силы немецкой армии и ее резервы тают на глазах, что обратного пути нет и что Гитлер ведет страну к катастрофе . Сил же для стратегического успеха явно не хватало…

События на Восточном фронте развивались совершенно не так, как в Польше или Франции. Внешне «блицкриг» протекал успешно, но, как ни странно, за этим никакой паники и никаких предложений о сдаче не следовало. Уже 29 июня ФБ писала: «Русский солдат превосходит нашего противника на Западе своим презрением к смерти. Выдержка и фатализм заставляют его держаться до тех пор, пока он не убит в окопе или не падает замертво в рукопашной схватке». 6 июля другая немецкая газета отмечала то же самое: «Психологический паралич, который обычно следовал за молниеносными германскими прорывами на Западе, совершенно не наблюдается на Востоке; в большинстве случаев противник не только не теряет способности к действию, но в свою очередь пытается охватить германские клещи» . Это было совершенно новым для немцев в восприятии войны, до них никак не доходило, что в советской тоталитарной системе жизнь человека ничего не значила.

15 ноября 1941 г. в полосе 16-й армии Рокоссовского под Москвой была брошена в бой только что переданная этой армии 58-я танковая дивизия. Командиры не успели произвести разведку местности и расположения противника, но, несмотря на это, дивизию бросили во фронтальный удар прямо через болото. Много танков завязло и вышло из строя, остальные были расстреляны немцами с замаскированных артиллерийских позиций. В атаке дивизия потеряла 157 танков из 198. Рокоссовский, естественно, не смел противоречить нелепому приказу Жукова немедленно отправить танкистов в бой, а командир дивизии А. А. Котляров не протестовал из опасений быть заподозренным в предательстве и застрелился… В тот же день Рокоссовский послал в атаку на окопавшуюся немецкую пехоту и танки 17-ю и 44-ю кавалерийские дивизии из Средней Азии. Описание этого боя сохранилось в журнале боевых действий 4-й танковой группы Гепнера: «…Не верилось, что противник намерен атаковать нас на этом широком поле, предназначенном разве что для парадов… Но вот три шеренги всадников двинулись на нас. По освещенному ярким солнцем пространству всадники с блестящими клинками, пригнувшись к гривам лошадей, неслись в атаку… Первые снаряды разорвались в гуще атакующих… В воздух взлетали разорванные на куски люди и лошади… В этом аду носились обезумевшие лошади. Немногие уцелевшие всадники были добиты огнем артиллерии и пулеметов» . За первой волной последовала вторая волна, участь которой была решена еще быстрее, поскольку немцы уже пристреляли местность.

Еще более жуткое впечатление оставляет описание советского «способа» разминирования минных полей, которое запечатлел немецкий солдат в письме домой: «Большие плотные массы людей маршировали плечом к плечу по минным полям, которые мы только что выставили. Люди в гражданском и бойцы штрафных батальонов двигались вперед, как автоматы. Бреши в их рядах появлялись только тогда, когда кого-нибудь убивало или ранило разрывом мины. Казалось, эти люди не испытывают страха или замешательства. Мы заметили, что тех, кто упал, пристреливали комиссары или офицеры, которые следовали сзади, очень близко от жертв наказания. Неизвестно, что совершили эти люди, чтобы подвергнуться такому обращению, но среди пленных были офицеры, не сумевшие выполнить поставленной задачи, старшины, потерявшие в бою пулемет, и солдаты, чье преступление состояло в том, что они оставили строй на марше… И все же почти никто из них не жаловался на подобное обращение… Никто не был готов признать, что поставленная задача могла быть невыполнимой, а приговор — несправедливым» . В какой-либо западной армии солдаты просто отказались бы идти на минные поля и добились бы судебного разбирательства по этому поводу, а в советской армии знали, что жаловаться на начальство — гиблое дело. Что значит рядовой боец в армии, где маршалы бьют по лицу генералов, генералы — полковников, а командиров дивизий расстреливают без суда перед строем. Конев предпочитал вразумлять подчиненных палкой. Нельзя себе представить, чтобы Эйзенхауэр дал в ухо Патону, а Манштеин расквасил нос своему начальнику штаба Буссе (как это сделал Конев начальнику штаба Калининского фронта, будущему маршалу М. В. Захарову) .

Естественно, что если рукоприкладство имело место среди высших командиров, оно было и в армии. Офицер советского Генштаба Н. Г. Павленко признавал, что «поскольку в низших звеньях командования Красной армии было много командиров с низкой культурой и столь же низкими профессиональными качествами, то плохо понятые требования Дисциплинарного устава стали вырождаться в частое рукоприкладство. Этой позорной болезнью заразились даже старший и высший командный состав» .

Генерал Александр Васильевич Горбатов, командир 226-й стрелковой дивизии, вошедшей в состав 38-й армии генерала К. С. Москаленко, вспоминал, что бои на Северном Донце были исключительно тяжелыми. В день наступления, 4 марта 1942 г., была необычайно сильная по тем южным местам пурга, в двадцати шагах ничего не было видно. Командиры взводов не видели своих людей, роты и батальоны были неуправляемы, поэтому наступление захлебнулось. Командарм Москаленко не нашел ничего лучшего, как обвинить Горбатова в предательстве, спросив его, не Гитлеру ли тот служит . Визиты руководства Генштаба к Сталину в кризисных ситуациях были крайне тягостными. А. М. Василевский вспоминал, что не успевали они переступить порог кабинета Сталина, как тот разражался гневными и грубыми упреками в адрес Генштаба. После таких грубых нападок никакого доклада не получалось .

Ради давления на генералов Сталин прибегал к уловкам: вызывал перед большими совещаниями младших офицеров Генштаба и уточнял с ними положение на фронтах, запоминал некоторые детали и названия деревень. Затем при встречах с командующими фронтов и армий он удивлял их своей осведомленностью, спрашивая о том, кем занята та или иная деревня — иногда офицеры этого не знали; это доставляло Сталину возможность упрекать их в незнании положения дел. На такую удочку мог попасться и Жуков, который, временами руководя двумя фронтами, мог и не знать, кем занята та или иная деревня . Сталин даже специально сталкивал своих командиров, чтобы лучше контролировать ситуацию. Для этого был создан весьма странный институт представителей Ставки на фронтах. Эти представители часто руководили операциями за командующих фронтами. К этой неопределенности Рокоссовский, к примеру, относился неодобрительно .

Георгий Владимов в романе «Генерал и его армия» показал, насколько разным было положение офицеров в Советской армии и вермахте; в первом случае существовала постоянная угроза со стороны стукачей и неусыпный контроль властей в мелочах. Одного из героев Владимова, советского генерала Фотия Ивановича Кобрисова (командующего армией), за его смелость и частые выезды на фронт СМЕРШ заподозрил в политической неблагонадежности. Адъютанта Кобрисова майора Донского и личного шофера генерала принудили доносить на него «куда следует». Непосредственное руководство генерала Кобрина (в частности, маршал Жуков) могло, игнорируя элементарное уважение к профессиональной компетентности, вмешиваться в любые вопросы. Это невозможно представить себе в вермахте, в котором за неуважение или вмешательство в компетенции другого офицера можно было натолкнуться на решительный протест или даже получить вызов на дуэль. У Владимова эта разница раскрыта на примере взаимоотношений Гудериана и его непосредственного начальника — фельдмаршала Федора фон Бока. В этих отношениях иерархия, безусловно, имела значение, поскольку речь все-таки шла об армии, но она отступала перед стремлением к эффективности.