Сотник. Так не строят! - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Красницкий, Денис Варюшенков cтр.№ 26

Старшина собирался было откланяться, но был остановлен жестом, по величественности не уступавшим первому.

«И когда только научилась? Вроде не водилось за боярыней Лисовинихой такого раньше? Княгиня прямо! Интересно, это Лис у неё набрался или она у него? Тьфу! Чего ей опять надо-то?»

– Ну, здрав будь, старшина! Хозяйке своей ты отчёт дал, а теперь ответь-ка мне, – от звука властного голоса Сучок подпрыгнул.

«Приплыли! Ведьма болотная! И откуда взялась?! Не было ж никого! От, ядрёный лапоть, вляпался!»

– И тебе поздорову, боярыня! – Старшина развернулся и низко поклонился одетой в чёрное старухе, которую сначала и не увидел.

Неустрашимый Сучок, бесстрашно выходивший с топором на трёх вооружённых ратников, известный всем ругатель и забияка, робел. Нет, виду он не показал, но по тому, как споро и низко склонился старшина, знающий человек догадался бы о многом. Впрочем, небрежно прислонившейся к перилам немолодой женщине трудно было бы не оказать почести по высшему разряду. Даже хозяйка Михайлова Городка строгая боярыня Анна рядом с этой смотрелась девчонкой.

Всем известная в крепости волхва (шептались, что не просто волхва, а Великая) обычно выглядела доброй бабушкой, но уж больно зловещие слухи про неё ходили, и сейчас старшина отчётливо их припомнил. Было отчего: добрая бабушка исчезла, Сучка выворачивала взглядом наизнанку не менее чем княгиня.

– Ну, говори!

«Небось за своих дуроломов косоруких спрашивать пришла! Наябедничал кто-то. Теперь гадай, что ей в башку стукнуло? Баба же! Дурь в голову ударит, и будешь до второго пришествия жабой в болоте квакать!»

– О чём рассказывать велишь, боярыня? – Плотник изо всех сил сопротивлялся пугающему и одновременно притягательному взгляду волхвы.

– Ты, старшина, на моей земле и для моей дружины крепость ставишь. Чтобы защищать меня и людей, под моей рукой пребывающих.

– Строим, боярыня, стараемся… Вот воротную башню заканчиваем, Девичью начали, стены, мост вот… Терем боярский, казярмы, кузню…

«Что ей надо-то? Вперилась буркалами и зырит! Всё выложу, отстань только! Чего надо-то, скажи, а то ведь уссусь сейчас!»

– Знаю я, как ты стараешься! – неожиданно молодо фыркнула Нинея. – Аж в моей веси слышно!

«Ах ты, погань! Изгаляешься! Ну нет, не на того напала! Хошь в жабу превращай, хошь в кого… Не дам собой играть! Сдохну, а не дам!»

– Стараюсь, боярыня! По-другому не научен! И не тебе меня моим ремеслом попрекать! А болотники твои поделом биты бывают. Худая работа хуже воровства! – Сучок стал донельзя похож на мелкого, но бойкого и драчливого петуха.

– Да он у тебя, Медвяна, храбр без меры! – добродушно хмыкнула волхва. – Со мной спорить берётся. И не боится ведь!

«Издевается, мочалка! А вот хрен тебе, чтоб башка не шаталась! Я мастер! Вертел я вас – и бояр, и князей, и гридей! И купцов вертел! Не поддамся!»

– Ты не думай, боярыня, что он совсем страху не ведает. Боится – и ещё как. Только иные со страху в кисель обращаются, а твой старшина из тех, что с перепугу на кованую рать с кулаками попрут.

Анна явно хотела что-то сказать, но Нинея жестом остановила её.

– Коли ты у нас такой отважный, тогда ответствуй, как ты, старшина, довёл дело до того, что твои люди с тобой работать отказываются?

«Это кто? Швырок разве?! Да быть того не может! И он не хрюкнет! Врёт баба!»

– Не возводи напраслину, боярыня! – Сучок вздёрнул бороду, всем своим видом являя картину «не сломаешь». – Не скажут такого мои артельные!

– Не скажут, – непонятно с чего согласилась Нинея. – Мастера твои много чего тебе прощают – за ту красоту, которую ты творить умеешь. Не часто земля таких людей родит.

«Вот те на! Красота-то тут причём? Думал – всё, долбанёт сейчас, а она…»

– Благодарствую на добром слове! Но не сочти за обиду, светлая боярыня, а красота-то тут каким боком? – Ох, и непросто далось Сучку вежество.

– Как по-твоему, совместимы ли красота и грязь? – огорошила волхва старшину.

– Ох и задачки ты задаёшь, Гредислава Всеславовна, – на голубом глазу выпалил мастер и полез чесать в затылке, но опомнился, опустил руку и после длительной паузы произнёс: – Нет, наверное…

– Случается такое, старшина, хоть и редко. Рассказывают, был когда-то, то ли в Риме, то ли ещё где, боярин, который требовал от холопов, чтобы они прекрасные цветы в выгребную яму по одному бросали, а сам сидел рядом и любовался, как красота в помоях постепенно тонет…

Сучок открыл рот, собираясь сказать что-то явно неблагонравное, но передумал, закрыл и, уже не стесняясь общества двух боярынь, принялся остервенело скрести там, где роскошная плешь граничила с остатками русой шевелюры.

– Но ведь ты-то не из таких – так зачем же ты сам себе душу руганью поганишь? – волхва сделала вид, что не заметила поползновений Сучка высказаться. – Ты же мастер, старшина артели. Значит, умеешь людьми управлять. Я тебе сотню человек прислала, умелых, работящих, специально подбирала не склочных. Я их тебе прислала, под твою руку. А ты до чего их довёл? До мордобоя!

– Так как же иначе? От Одинца и Девы стройка без срамного слова не идёт! И по загривку тупому или непонятливому не грех! От пращуров заведено!

– А храмы, которые вы ставите по обету? Ведь ни единого бранного слова за это время не говорите! Зарок в том даёте! – Волхва пристально взглянула в глаза Сучку.

– Так то храмы… – начал было плотник, но стушевался на полуслове и вновь принялся терзать свою лысину.

– А крепость – что, не храм?! Она жизнь хранит! Людей защищает! Тут жизни славище! Что же ты, мастер, поносным словом защиту её ослабляешь, красоту навьям отдаешь? И брань красива бывает, когда к месту да по делу, а самое главное, в нужную сторону ведёт. А вот если ты руганью просто душу отводишь, грязь из неё наружу выплёскиваешь, то сам же своё дело помоями и мажешь! И в душе грязи только больше становится, да не у тебя одного. Вот и выходит, что не красоту ты созидаешь, а Чернобогу требы кладёшь!

На плотницкого старшину было жалко смотреть. Вечно задиристый, ругательный, шумный Сучок увял. Плечи поникли, голова опустилась, казалось, его без того невеликий рост стал ещё меньше. Даже рука, до того яростно чесавшая затылок, безвольно повисла вдоль тела.

«Ох, ты ж, ети меня семеро… Лучше б убила! Никто со мной так не говорил, разве Лис только, да и ему далеко до старухи… Это что же получается, сам, своими руками красоту гублю? Если и вправду к этому самому себя сам отправляю? Значит, рано или поздно не смогу в дереве, в деле своём душу живую видеть? А она-то откуда знает? Будто сама с тем регентом разговоры разговаривала… Он-то тоже говорил, что душой светлой смотреть надо, и не врал! Делать-то чего?»