Стеклобой - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Паволга, Михаил Перловский cтр.№ 64

Романов недоверчиво толкнул решетку, и она со скрипом отворилась. Коридор был пуст, сержанта Петруши нигде не было. Тогда Романов бросился к двери и выскочил из здания.

Улица выглядела совершенно обычно. Не было больше ни наваленных на тротуарах баулов, ни копоти на окнах, ни бегающих с длинными серыми шлангами добровольцев, и даже небо показывало свой темный, но бездымный край. Редкие прохожие фланировали по тротуарам. Романов всматривался в людей, он почему-то решил, что здесь можно встретить Макса. Где-то он должен быть, так почему не здесь? Сейчас имело смысл двигаться только в сторону вокзала. Наплевать, что это выглядит бегством, он никому не отдаст своих пацанов. Романов прикинул, выходить ли ему из укрытия, или передвигаться дворами, и решил, что уже темно, никто его не узнает. Он вышел из арки, уверенной походкой двинулся вниз по улице, и уже успел пройти один перекресток, когда прохожий на другой стороне привлек его внимание. В офицерской шинели старого образца, — такие не носили уже лет двадцать — тот быстрым чеканным шагом двигался в сторону рынка, воротник шинели был поднят. Романов бросился наперерез — когда и где угодно он узнал бы эту походку.

Военный скрылся за дальним изгибом улицы наверху, где ее пересекали трамвайные пути. Романов крикнул, но человек в офицерской шинели даже не оглянулся, зато прохожие стали заинтересованно на него посматривать. Романов чертыхнулся про себя и, пряча лицо, побежал.

Через несколько минут он нагнал военного, тот ускорился.

— Послушайте, — Романов схватилего за локоть.

— Извини, тороплюсь! — весело крикнул ему отец, сбросив его руку.

Они миновали рынок с заколоченными фанерой рядами, улица вильнула, внизу открылась небольшая освещенная площадь. У Романова закололо в боку.

— Что происходит? — сквозь зубы спросил Романов. — Я хочу поговорить.

— Некогда, Димма, — сказал отец бодрым тоном. — Спешу! Дела!

Романов последним усилием схватился двумя руками за шинель, отец нахмурился, повернулся и быстрым брезгливым движением швырнул его на тротуар.

Больно ударившись, Романов перекатился по мостовой, плащ накрыл его с головой. Он выпутался, почти сразу вскочил и увидел, что шинель спускается вниз к освещенному фонарями пятачку. Он никак не мог вспомнить, как называется эта площадь, но точно знал, что за ней змеилась мелкая сеть капилляров-переулочков, в которых при желании очень легко затеряться. Романов рванул вниз по улице.

Залитая светом площадка оказалась при приближении трамвайным кругом, где выстроился ряд темных вагонов. Только один, самый первый, светился золотым, и двери его были распахнуты. Резко дернувшись, как будто от взгляда Романова, он двинулся вперед в темноту. Романов едва догнал вагон, вспрыгнул на последнюю площадку и рухнул на сиденье, чтобы отдышаться. Поодаль, к нему спиной, сидел отец и смотрел в окно, прижавшись лбом к стеклу. Трамвай, как горящий золотом стакан в подстаканнике, медленно потащился через ночь, сквозь полуразрушенный город.

Он ехал между домов по темной улочке, должно быть, самой узкой в этом городе. Можно было дотянуться и взять с подоконника оставленную чашку. Романов был в ловушке: даже если он захочет, ему некуда деться, пока они не доедут до остановки. Как в лифте.

Медленно, держась за поручни кресел, он прошел в середину вагона и сел через проход от военного. Со странным ощущением страха и любопытства он следил, как отец, не оборачиваясь, смотрел в окно, в котором отражались сполохи пожара. Совсем молодой парень, с высоко вздернутым подбородком, каким отец был давным давно, на казахстанских фотографиях. Степь, кусты, молодая мама, всегда смеющаяся, ишаки и другие атрибуты военного городка. Сейчас лицо его было покрыто сажей.

Отец молчал.

— Что теперь? — спросил Романов.

— Теперь — все, — отец не глядел на него, и каким-то детским движением попытался оттереть сажу с лица.

— И что мне делать?

— Помогай в пожаротушении, люди ждут своего мэра, — отец картинно кивнул на окно. Они проезжали Миллионную, и было видно, как пылает красно-зеленым пламенем заправка на территории завода.

— Но мы же не договорили, — сказал Романов.

Отец внимательно смотрел на него.

— Я не уеду, пока не разберусь, — собравшись, твердо сказал Романов.

Отец нахмурился:

— По-твоему, у меня здесь приемный трамвай?

Вагон плавно остановился, двери открылись, салон заполнился возбужденными, вполголоса переговаривающимися людьми. Со всех сторон доносилось:

— Передел, большой передел.

Романов посмотрел назад и с удивлением отметил, что женщины старались не садиться рядом с мужчинами, и водораздел проходил примерно там, где сидел отец.

Романов отвернулся, мертвые фонари чернели в небе, освещенном заревом. Пытаясь думать, он привычно натыкался на пустоту, которая простиралась во все стороны в его сознании, и мучительно страдал от этого.

Он не заметил, как вагон опустел, отец сидел один и казался помрачневшим. Романов подошел к нему.

— Приятно побыть в гуще народа. Но устал я, Димма, очень. От людей, — отец замолчал и уперся лбом в стекло. — Ты уже понял, что их нельзя осчастливить?

— Я хочу договориться, — не слушая его, сказал Романов, нависая. — Я согласен. На должность, только оставьте детей в покое, и верните то, что у меня было, эту способность…

— Ты, Димма, все в сказке себя осчучаешь. Осчучаешь же? — поднял на него глаза отец. — Сейчас злой волшебник будет торговаться с тобой, и ценой страшной участи или хитростью ты вызволишь детей из его лап? Нет злых волшебников, есть только твоя жажда власти. Делай, что угодно, но получать ты будешь трибуны, значки и брызжущего слюной начальника, — отец вскочил и схватил Романова за грудки. — Я дал тебе все целиком и сразу, точно по твоему заказу. И никаких бонусов, чтобы ты, наконец, увидел — кто ты такой, и что с тобой станет, если обретешь желаемое! Димма, не поверишь, я лечебница! Санаторий для тех, кто отчаялся добиться своего, только такие сюда приползают. Они хотят златых гор, а не знают, что это их уничтожит. Люди бьются здесь и жмут на кнопки как хомячки, чтобы получить одну тысячную часть того, что просили. И я выдаю столько, сколько они способны переварить, — отец выпустил воротник Романова и пошевелил пальцами, как будто кормил рыбок в аквариуме. — И лечу их рублем — прикладываю бонус, чтобы они больше не рыпались. А тебе дал все сразу. Будь со мной, я тебя выбрал! Становись моим хранителем, помогай спасать людей, выдавай им лекарство, но нет, ты сам же на своей плите и сплясал. И теперь, Димма, я разговариваю с мокрым местом, — закончил он и направился к двери.

— Что с моими детьми? — спросил Романов.

Отец молча достал из-за пазухи небольшой термос, открутил крышку и налил в нее кофе.

— Не знаешь, когда Немецкая улица? — спросил он.

— Что с моими детьми?! — повторил, сжав зубы, Романов.