Как убивали Бандеру - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Любимов cтр.№ 56

Еще один миф о том, что дипломаты за границей жируют. Весной 1961 года мы с беременной женой выезжали в Лондон с полным набором кастрюль, сковородок и прочей кухонной утвари, не говоря о коляске, были поселены в полуподвальную квартиру на Earl’s Terrace, где жила еще одна семья с двумя детьми. Я выезжал в звании старлея под прикрытием третьего секретаря, наша комната выходила на помойку. Через полтора года после отъезда одной семьи нас переселили в комнату в коммуналке на втором этаже. И таков был иерархический путь наверх всех сотрудников посольства. Посол жил в посольстве, советники – в отдельных квартирах. Тогда мы платили за жилье полностью, потом коммуналки ликвидировали, посольство снимало квартиры для сотрудников, которые оплачивали 10 % ренты. В советской колонии царил дух экономии, часто граничивший со стяжательством. Распродажи пользовались завидной популярностью, работал кооперативный магазин, где товары, особенно советские, продавались дешево. Помню, из-за нелицензионной этикетки «коньяк» торгпредство не смогло продать армянский коньяк и отправило его в магазин по фунту за бутылку. Секретарь профсоюзной организации (с большевистских времен в целях конспирации так называли парторганизацию) громогласно предупреждал: «Товарищи, просьба не разбрасывать бутылки в Кью-гарденс (излюбленное место отдыха в Лондоне, другим местом был отдаленный Гастингс, где у посольства имелась дача). Как третий секретарь посольства я получал 120 фунтов стерлингов в месяц, средней руки мужской костюм стоил тогда около 30 фунтов. В рестораны с женой мы не ходили, даже скотч-виски в обычных магазинах стоил для нас дорого, правда, в кооперативе покупали, пардон, дешевое пойло Canadian Club. К этому стоит добавить весьма дорогое детское питание для народившегося дитяти. Однако, конечно, на фоне советского бытия эта жизнь выглядела шикарной. С годами положение загранработников улучшалось, хотя все копили: кто на кооперативную квартиру в Москве, кто на машину, кто для родственников, подавляющее большинство покупали и перепродавали заграничные шмотки, одно время в цене были даже пластиковые пакеты (до сих пор смотрю на них с болью, отправляя в помойку). Однажды в Копенгаген прибыл на съезд датских коммунистов Константин Черненко, тогда еще даже не кандидат в члены политбюро, однако человек весьма влиятельный. Мы просили поднять зарплату всем нашим загранработникам и в целях подтверждения трудностей жизни провели Константина Устиновича по самым дорогим магазинам, где туфли стоили по 500 долларов (тогдашних!), а продукты просто по королевским ценам. «Как же живут трудящиеся?» – изумлялся Черненко, и в результате зарплату нам подняли аж на 30 %.

Еще один миф – это о том, как жировали в КГБ. Конечно, зарплаты у нас были высокие, рядовой опер – уполномоченный получал в два и больше раза, чем инженер. Жилье и дачи предоставлялись в первую очередь высшему командному звену и приближенным. Я, например, никогда от КГБ квартиры не получал. Когда я занял должность заместителя начальника отдела (вроде бы командный состав), то получил привилегированное право на пошив раз в год костюма в ателье КГБ и на ондатровую шапку (!), кроме того, я мог получать парное молоко и цыплят из подсобного хозяйства КГБ. Конечно, начальник разведки и его заместители имели доступ к дешевым продуктам на Грановского, в буфетах разведки и всего КГБ в 70-е продавали мясную кулинарию, которая ничем не отличалась от оной в городских магазинах. Система была организована весьма хитроумно: сотрудники ЦК получали меньше, чем в КГБ, зато в столовой и буфетах ЦК дефицитные продукты продавались по коммунистическим ценам, и никто не упускал случая при визите туда пообедать в местной столовке. Ведомственные санатории и дома отдыха КГБ в летний сезон были переполнены, опять же путевки в первую очередь получало начальство (для него даже имелись люксы), уже будучи резидентом и полковником, я жил в крымском санатории КГБ с двумя соседями. Условия в подобных заведениях были намного лучше (конечно, с годами все большую роль в КГБ играли блат и связи).

После смерти Сталина нами в полную меру стала верховодить коммунистическая партия. Приход в МИД завотдела из ЦК (так в «Оптимистах») не экзотика, в КГБ также влилось много партийных кадров, причем, как правило, на руководящие должности. Даже в резидентуры КГБ приезжали слабо подготовленные партийные работники, некоторые приспособились и преуспевали, другие не продвинулись. Особенно ЦК «укрепил» второй главк (контрразведку) и созданное в 1967 году пятое управление во главе с Филиппом Бобковым. ЦК для нас был царь и бог, ослушаться его никто не мог. К тому же там, особенно в международном отделе и ряде других, служили такие выдающиеся личности, как Шахназаров, Загладин, Черняев, на фоне которых наши лидеры выглядели пигмеями, у них был широкий взгляд на мир, и вместе с другими они предопределили перестройку. Ко мне, тогда резиденту КГБ в Дании, во время командировок частенько захаживал зам. зав. международным отделом Виталий Шапошников, за бутылкой виски я читал ему свои «крамольные» стихи и прямо говорил, что глупо запрещать нашим загранработникам выезжать, например, из Копенгагена на уик-энд в Париж без решения ЦК – зачем этот бюрократизм? Он все наматывал на ус, очень любил песни Высоцкого, а своего бывшего коллегу начальника разведки Владимира Крючкова именовал не иначе как «Володя». С критикой советских порядков (конечно, без диссидентства) выступал мой товарищ, сотрудник отдела пропаганды Лев Оников, очень чистый и честный человек. Однажды в Копенгагене я повел его в портовый кабачок, где ему на колени неожиданно водрузилась проститутка. Лев, глазом не моргнув, просидел с ней в таком положении минут двадцать, не согнал, терпеливо выслушивал ее речи. Потом он объяснил мне, что она по-своему тоже пролетариат и с ней надо проводить разъяснительную работу. Он свято верил в идеалы коммунизма.

После Сталина отношения между МИДом и КГБ менялись в зависимости от политического веса руководителя. После Молотова иностранными делами ведали партийцы: Шепилов в МИДе, Шелепин и Семичастный в КГБ. В 1957 году Громыко сменил Шепилова на долгие годы, однако в политбюро он не входил до 1973 года и весьма прислушивался к Андропову, уже с 1967 года шефу КГБ. Андропов очень боялся, что его «съедят» партийные конкуренты (не случайно Брежнев подставил под него замов – С. Цвигуна и Г. Цинева), избегал острых мероприятий (во время съездов, например, иногда запрещали встречаться с агентурой), опасался связей с террористами – в частности, с Ирландской Республиканской Армией (знаю по своему опыту), он обжегся на венгерской революции, где в результате повесили бывшего премьера Имре Надя. При нем было наложено строгое табу на политические убийства, соответствующее подразделение в разведке было радикально реорганизовано. Бесспорно, он был мудрым политиком, придумал «психушки», пошел ленинским путем, начав высылки вместо репрессий, вместе с Громыко пробил разрешение на выезд евреев в Израиль. В этом смысле он, бесспорно, был дальновидным деятелем, ведь до сих пор его преемник, генерал Федорчук, скрежещет зубами, обвиняя Андропова в предательстве, поскольку он выпускал за границу Высоцкого, Юрия Любимова, других актеров и не засадил в тюрягу Солженицына.