— Выследили мы их, выследили!
— И купцов видели! Там они…
— Не так далеко отсюда и будет, часа два ехать, не больше.
— А киргизцы вас не заметили? — спросил их Зубарев.
— Да не должны, мы вдоль берега крались. Там речка с высоким камышом возле самого их становища, вот мы и укрылись, и высмотрели все.
— Много кибиток у них там стоит? — покусывая ус, спросил Харитон Зацепа.
— Всего полдюжины насчитали, — возбужденно отвечал Никанор Семуха, — а в самой большой купцы сидят.
— Охрана какая?
— Никакой охраны и нет. Купцы–то без лошадей, куда денутся?
— А может, рядом там целый табор кочует? — недоверчиво покачал головой Гаврила Кураев.
— Был бы кто — увидели, не слепые, поди, — обиженно произнес Тихон Злыга, — да и следов конских нигде не видно.
— Киргизец тот, Садык, следом едет, — сообщил Никанор Семуха, — скоро здесь должен быть. Только у него лошаденка худенькая, едва тащится.
И действительно, на противоположной стороне реки показался, наконец, сам Садык, непрерывно нахлестывая свою загнанную лошадку.
— Вишь, как поспешает, — самодовольно усмехнулся Харитон Зацепа, — я знаю, как их за жабры взять, чтоб не царапались. За ладанкой своей торопится.
Садык, когда переправился и подъехал к казакам, первым делом потребовал вернуть обратно его амулет и выразительно указал на небо, где еще виднелся краешек солнца.
— Забирай, забирай, — вернул ему обратно ладанку урядник, — рассказывай, чего там старшина ваш решил.
Садык объяснил, что завтра утром захваченных в плен купцов привезут на берег реки, где и будет произведен обмен.
— Награду себе просит, — сообщил Харитон Зацепа, — десять золотых монет ему положено, говорит, — посмотрел он на Зубарева. — Чего ему сказать?
— Скажи, что завтра поговорим, когда купцов обменяем, — ответил Иван, с подозрением вглядываясь в хитрые глазки Садыка.
— Пусть он с нами остается, — добавил Кураев, — а то кто его знает, что у него на уме…
Садык, выслушав слова урядника, покорно закивал головой и сложил ладони на груди, как бы выражая полную покорность.
— Пошли, отойдем в сторону, — тронул Ивана Зубарева за локоть Никанор Семуха, — есть у меня мыслишка одна. Не знаю, говорить ли… — почесывая шею и поглядывая себе под ноги, произнес он, когда отошли от костра.
— Говори, коль начал.
— Поглядел я на ихнее становище, помозговал, и думается мне, можно брата твоего и людей остальных освободить ночью.
— Это как же?
— Видишь, гроза идет? — показал Никанор на небо, которое буквально на глазах заволакивало тяжелыми грозовыми сизыми тучами, и в отдалении уже чуть погромыхивало. — Самая ночка для таких дел.
— Нет, урядник не согласится, да и казаки головами рисковать не станут.
— А мы им ничего и не скажем. Нам больше достанется.
— Чего достанется? — не понял Зубарев, но постепенно до него начал доходить смысл предложения Никанора Семухи. Выходит, он предлагал поделить меж собой выкуп, который они везли за купца.
— Ну, уразумел? А план у меня такой: пообещаем Садыку этому, что, коль он нам поможет, то отблагодарим по–царски…
— Я же говорю, урядник не пустит, — начал сердиться Иван Васильевич, — а без него нам с киргизцем не столковаться. Языка его не знаем.
— Ты ему только деньги покажи, и он все поймет. Ты по–татарски калякаешь, сумеешь объясниться.
— А Тихон согласен?
— Само собой. Когда еще такая удача подвернется. Я еще в Тобольске сразу об этом подумал, когда хозяин предложил. Так бы с чего я поперся к черту на кулички.
— Ну, ты мужик не промах! — покрутил головой Иван. — Посоветуюсь я с поручиком. Может, и он согласится.
— Тогда на пятерых делить придется, — недовольно сморщился Никанор.
— Не жадничай, на всех хватит.
Гаврила Кураев, не перебивая, выслушал Зубарева, когда тот выложил ему план освобождения купцов, глянул на темное небо и ответил со вздохом:
— Я ночью, помнится, говорил, что своей смертью вы вряд ли умрете, а сегодня вы являетесь ко мне и подтверждаете правильность сказанного. Но если честно признаться, то мне по душе ваше предложение, и я согласен составить вам компанию. Только предупреждаю сразу, что от всяческой оплаты заранее отказываюсь. Не пристало русскому офицеру таким способом деньги зарабатывать.
— Ваше дело, — сухо отозвался Зубарев, не особо понимая поручика. Уряднику о задуманном говорить не будем?
— Смотрите сами. Все будет зависеть от того, сумеете ли вы объясниться с киргизцем. Думаете, согласится против своих пойти?
— Кто его знает, увидим, — пожал плечами Иван и направился к Садыку.
Никанор оказался прав: стоило лишь Зубареву показать тому деньги, а потом сделать несколько движений, изображая, как он крадется, пригнувшись, и хватает кого–то, а потом убегает, как тот закивал головой и два раза выбросил вперед растопыренные на руках пальцы. Иван понял, что киргиз просит за участие в деле двадцать монет. Ему не оставалось ничего другого, как согласиться. Пока он объяснялся с Садыком, Харитон Зацепа бросал в их сторону неодобрительные взгляды, видимо, догадываясь, что Иван что–то задумал.
— Гроза будет, — ни к кому не обращаясь, проговорил он, когда Иван вернулся к костру, надо бы дров побольше к ночи насобирать. Эй, станичники, тащите хвороста и чего там найдете! — Потом резко повернулся к Зубареву и спросил в упор: — О чем балакал с чучмеком?
— Да так, по душам говорили, — не стал раскрывать своих планов Иван, братом интересовался.
— Смотри, как бы покойником интересоваться не пришлось. Они, коль чего учуют, то глотку мигом перережут или еще хуже, — чуть помолчав, добавил, отводя глаза в сторону, — жилы на ногах перережут, и гуляй…
— Поглядим, — сдержанно ответил Иван, хотя от услышанного ему стало не по себе, особенно, когда представил убитого Федора с перерезанным горлом. Он готов был отказаться от задуманного, но какой–то бес сидел в нем и поддразнивал, толкал на нечто такое, от чего кровь стыла.
"Ай, — решил он про себя, — была, не была! Умирать, так с музыкой!"
Гроза накатила мигом, и после нескольких оглушительных громовых раскатов хлынул крупный дождь. Казаки, не сговариваясь, кинулись по палаткам, затаскивая следом оружие, седла, сбрую. Иван оказался в одной палатке с Гаврилой Кураевым, Никанором Семухой и Тихоном Злыгой. Последним пробрался изрядно вымокший Садык, отирая с лица дождевую влагу своей лисьей шапкой. Голова его оказалась наголо бритой и круглой, как шар. При вспышках молний Иван заметил несколько шрамов, стягивающих кожу на голове киргиза. Судя по всему, тому уже приходилась бывать во всяких переделках.