Игры на интерес - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Кузнечихин cтр.№ 55

А может, и нет? Может, лучше бы, если машина, кувыркаясь, полетела с верхотуры. Тогда бы обязательно был взрыв, красивый и страшный, как в детективном кино. Взрыв, потом тишина, потом карканье ворон. Зато ни перед кем не пришлось бы отчитываться – это уж точно.

Ветер хлопал полами расстегнутой рубахи. Разгоряченное тело остывало, и чувствовалось, как подсыхающий пот стягивает кожу. Прохлада незаметно превращалась в холод. Михаил стащил рубаху и принялся выкручивать ее, но влага не уходила из ткани, а лишь едва проступала темным налетом на самых крутых извивах жгута. Скрученной рубахой он растерся докрасна, потом надел ее. И все равно знобило.

Надо было идти. Но в какую сторону? В артель? А может быть, в город?

Он успел проехать километров семь – час хорошего ходу, и он в артели. Всего час. А хотелось идти далеко-далеко, чтобы долго-долго никого не видеть. Но для этого надо топать в город. Тогда и впрямь никого не встретишь. Ни души на целые сто восемьдесят километров. Почти две сотни верст, опротивевшие за два сезона, по которым осталось мотаться месяц, самое большее полтора, а потом никакими калачами, никакими тысячами не заманишь его сюда. Хватит. Наездился. А может, и на самом деле в город? Забуриться в ресторан… А потом и трава не расти.

Чем меньше оставалось до артели, тем приятнее мечталось о городе.

Путь знакомый, но пешком Михаил тащился по нему впервые. Слева – скала, справа – крутой откос.

Со спокойной усмешкой он поймал себя на том, что трусливо жмется к скале, и даже не попытался отогнать страх. Каблуки задевали за каменистый грунт, и стук их был единственным звуком на дороге.

Шум мотора за спиной застал его врасплох. Он резко оглянулся. Машина шла где-то за поворотом. Он еще успевал спрятаться. Ему и в голову не пришло, что в этом нет нужды. Ничего позорнее для себя, чем возвращение в артель на чужой машине, он и представить не мог. Скала тянулась голая, без единого выступа или щели, в которую можно забиться. Он торопливо перебежал дорогу, спустился с откоса и присел за кустом. Но когда машина, шурша камешником, проползла мимо и перед глазами запрыгал удаляющийся задний борт – сразу же появилась досада, словно его силком выбросили одного на голую дорогу, и никому он теперь не нужен.

Водителя он узнал. Это был Паршин, трусоватый мужичонка, который боится оторвать взгляд от дороги, где уж ему заметить человека на обочине, да еще и прячущегося. Но Михаилу не хотелось этого понимать. Теперь все артельщики казались ему врагами, особенно лучший друг Васька. Ну и лихо же он пел: «Тридцать лет – это возраст вершины, а потом начинаем спускаться, каждый шаг осторожненько взвесив…» – душевно получалось. И угораздило же его родиться в этот день. Проклятые именины. Как было хорошо и спокойно без них. И ведь отговаривал же, и отказывался. Куда там! И слушать не захотели. А наутро пожалуйте, Мишенька, бриться. Приехали. Ваське что, ему и сейчас не пыльно, темнит у себя в дизельной и напевает про возраст вершины, а спускаться другу пришлось, и не в песенке, а на трассе, и было некогда взвешивать каждый шаг. Окажись на его месте кто-нибудь другой, да тот же Паршин, наверняка бы всю кабину «желтой кровью» устряпал. Но Паршин не окажется. Он «тещин язык» пешком проходит, а машину, словно кобылу, за уздечку ведет. И Паршин не будет перед рейсом пить до утра за тридцатилетие кореша.

На шею Михаилу упала капля дождя, и он обрадовался ей, словно помощнице. Появилась смутная надежда на какое-то оправдание. Крупные капли шлепались в пыль и вышибали серые фонтанчики. Но с нарастанием шума дождя фонтанчиков становилось все меньше и меньше, а дорога набирала густой темно-коричневый цвет. Идти стало труднее, но холодный дождь заставлял ускорять шаги.

Не заходя в барак, он прошмыгнул к дизельной.

Васька сидел в боковой пристройке и обтачивал какую-то деталюшку на черный день. Хозяйственный мужик. Где остановится, там и корни пускает. И мастерскую себе оборудовал, и топчан для отдыха поставил – все продумано, все со вкусом. Сколько раз Михаил нахваливал эту обстоятельность друга, а теперь вдруг обозлился на нее.

– Привет хозяину!

– Вот те раз! Вернулся, что ли?

– Ага, с божьей помощью. – Михаил увидел, что глаза у Васьки ясные и даже слегка поблескивают. – А может, и с твоей, сам-то, я вижу, подлечиться успел?

– Сурен принес. Мы и за твое здоровье тост подняли. Разве не полегчало?

– Шутник. Мне, разумеется, не оставили?

– Чуть не успел. Сурен перед самым дождем ушел.

– А я, дурак, торопился, летел сломя голову.

– Да объясни ты, наконец, что случилось? Только разденься сначала, пусть тряпки просохнут.

– Гробанулся я, Васятка, на «тещином». Не знаю, как жив остался.

– На «тещином»?!

– Не на самом, уже на выезде. Сейчас вспоминаю – и ничего вспомнить не могу. Наверное, все-таки успел руль вывернуть и наискосок пошел, а потом в камни уперся. На дорогу выбирался напрямик – еле выполз, мокрый как мышь. А может, еще в кабине взмок, пока под откос летел, не помню. Очухался только наверху. Даже не посмотрел, что от «Урала» осталось.

– Главное, сам цел.

– Смотря для кого. Что я Кондрату скажу? Единственная надежда: свалить на дождь. Может, поверит? – сказал и тут же понял, что глупее и наивнее трудно придумать; понял и разозлился еще сильнее.

– А может, простит по старой дружбе, вспомнит, как вместе по болотам на «газике» ползали? – успокаивал Васька.

– Тоже мысль. Я знаю о нем то, что другим не следует знать. Я, Васятка, о нем очень много знаю.

– Пугать собираешься?!

Васькино удивление только подхлестнуло.

– А что – нельзя? Некрасиво, да? – Тормоза не выдержали, и понесло, поехало, куда сам не хотел и о чем не думал. – Ну тогда подскажи, что мне ему говорить? Как пил с тобой всю ночь? Спросит, где водку брали. Сказать, что полгорода в рюкзаке хранили. Так он и поверит.

– Ничего особенного. У меня день рождения, и отказываться я не буду.

– Ах, какие мы хорошенькие! И праздник справили, и на работе ничего не случилось, и подлечиться успели. Все путем – сами не болеем и другим больно не делаем. – Михаил захохотал. – Все хорошие, а Козлов плохой. Гуляли вместе, а расплачиваться ему одному досталось. Вот он и будет платить тем, чем может.

– Чего порешь?

Попытки образумить были уже бесполезны. Михаила одинаково раздражали и сочувствие друга, и его праведное возмущение.

– Что порю, спрашиваешь? А то, что хочу! Так есть у тебя выпить или нет? – Он знал, что нет, и все равно спрашивал, а чтобы Васька своей ленивой добротой не помешал ему распаляться дальше, ответил за него сам: – Ты же, Мишаня, вчера еще все выкушал. Вот ежели бы не жадничал, то и аварии бы не сделал, и на сегодня осталось бы…

– Ну и дурак же ты.

– Конечно, дурак. Разве я теперь могу быть умным. Вот Сурен совсем другое дело. Для Сурена и лекарство нашлось, потому что он может еще пригодиться. А с меня какой теперь прок. Возьмет Кондрат и выгонит завтра из артели. Зачем на меня добро переводить.