Постоял с полминуты, набираясь смелости, ведь беспокоить корабельного кладовщика в неурочное время было рискованно, тот мог обидеться. Однако Чумаченко требовалось крепко напиться, так что пришлось перешагнуть через все ступени неформальной субординации.
Бригадир постучал в дверь. Сначала робко, потом сильнее. Сделал паузу и прислушался.
– И чо? Я должен бежать, как подорванный, открывать? – послышался из-за двери голос Кириленко.
Бригадир не знал, что ответить, и стоял перед дверью молча. Наконец она открылась и показался кладовщик – во флотских офицерских брюках и коротком поварском халате.
– Чего надо? – спросил он, пораженный столь откровенным хамством обычного пехотного.
– Бутылку надо.
– Нету ничего, все раздали, – сказал Кириленко и стал закрывать дверь, но Чумаченко быстро просунул в нее башмак.
– Это чо? Ты чо об себе думаешь? – возмутился кладовщик, бывший на голову выше Чумаченко.
– Понимаешь, зема, очень надо, – умоляюще попросил бригадир и, отстранив кладовщика, уверенно шагнул в его жилище. – Ты не волнуйся, я все расценки знаю, – заверил он.
Кириленко брезгливо попятился к стене, как будто боясь испачкаться, смерил бригадира оценивающим взглядом и сказал:
– Ты мне не зема, ты мне здесь никто. Это в кубрике бригадир шишка, а у нас тут другие масштабы, усекаешь?
– Бутылку надо, – повторил Чумаченко и судорожно сглотнул. Еще никогда в жизни ему не хотелось выпить сильнее, чем сейчас.
– Чем платить будешь? Ром нынче дорог.
– Расплачусь фьючерсами, всеми до самой отправки.
– Фьючерсы на ром, я полагаю? – с усмешкой уточнил Кириленко.
– На ром.
– Ну давай посмотрим, почем нынче фьючерсы…
С этими словами кладовщик отодвинул занавеску, за которой оказался нарисованный на плотной бумаге график котировок.
– Вот смотри, почем нынче ромовый фьючерс… – сказал Кириленко, водя по графику тонкой указкой. – На завтра ты можешь продать фьючерс по двадцать динаров, такой сейчас курс. А на десятый день от сегодня – только по шесть.
– А почем дальше, не указано? – спросил Чумаченко, видя, что оценка фьючерсов кончается за несколько дней до двухнедельного срока, официально объявленного до отправки.
– Потому что по новым сведениям мы сорвемся отсюда через десять дней, а не через две недели, как думали раньше.
– Ну хорошо, мои десять дней по двести граммов – это два литра рома, а мне сейчас нужно бутылку ноль семьдесят пять. Итого ты навариваешь литр двести пятьдесят граммов.
– Эк ты считать навострился, рожа пехотная! А где мои риски? Ты их учитывал? Где я возьму твои литры, если завтра тебя дикари в расход пустят? Знаешь, сколько я потерял, когда на «кухонном пятачке» моих клиентов положило? До сих пор икается!
– Ну хорошо… – сказал Чумаченко, сглатывая обиду. – Хорошо, бери мои фьючерсы и говори, сколько доплатить, я отдам наличными.
– Восемь сотен динаров.
Бригадиру показалось, что он ослышался.
– Сколько ты сказал?
– Глухой, что ли? Как платить, так все сразу глухими прикидываются! Тогда тысячу! А для тебя – так и вообще полторы, плюс весь фьючерс. И соглашайся, пока я добрый!
Чумаченко даже не заметил, как сделал шаг вперед и ударил по ненавистной роже. Приложился он крепко, кладовщик улетел на другую половину каюты, сбил столик с чайными принадлежностями и врезался в переборку с таким грохотом, что, казалось, она сорвется с клепок.
«Зашиб, наверное…» – с запозданием подумал Чумаченко, глядя, как разлетаются по полу осколки фаянсовых чашек.
Но кладовщик оказался жив. Он с трудом поднялся с пола и, усевшись на уцелевший стул, посмотрел на бригадира затуманенным взглядом. Затем отер с разбитого лица кровь и сказал:
– Зема… ну к чему эти нервы? Ведь я могу тебя просто угостить.
67
Едва у входа в пещеру зашуршал снег, Бекет открыл глаза и сел на промерзшей за ночь подстилке. Несмотря на прерывистый сон – они с Тревисом спали по очереди, майор чувствовал себя хорошо отдохнувшим.
«Это из-за свежего воздуха», – подумал он, глядя, как разведчики входят под козырек пещеры, ставят лыжи к стене и, притопывая, сбивают с меховых сапог снег.
– Ну что там? – первым спросил Тревис.
– Проехали, хвала небесным океанам, – сказал капрал. – Коробка с длинным носом, две простые коробки и железный великан.
– Ну что, двинем? – нетерпеливо спросил Тревис.
– Разумеется… – согласился Бекет. Он снял сапоги и стал менять обмотки на сухие. Потом встал, притопнул и улыбнулся: ощущения были самые приятные – чисто и сухо.
– Теперь и воевать можно, – сказал он и, подойдя к роботу, стал карабкаться по скобам.
Оказавшись в кабине, запустил генератор, проверил давление масла и уровень топлива – его хватало часов на пять непрерывного движения.
– Эй там, от машины! – крикнул майор в открытые жалюзи, хотя никто и не думал стоять на пути железного великана. – Выходим… – обронил майор и включил подачу.
«Куксдог» вздрогнул и на полусогнутых опорах стал короткими шагами двигаться к выходу из пещеры.
– Слушай колесницы! – крикнул наружу майор.
Тревис выскочил из пещеры и сдернул войлочную шляпу, чтобы лучше слышать. Потом кивнул, давая понять, что все в порядке.
Обняв лыжи, разведчики прижались к стене пещеры и с испугом смотрели на странный танец железного великана. Видеть такое вблизи было для них в диковинку.
Наконец «куксдог» вышел из пещеры, и майор распахнул дверцу, чтобы принять на борт пассажира.
В этот раз Тревис быстро вскарабкался по скобам и, забравшись в кабину, занял место у правой стенки, вжавшись в нее так плотно, что Бекет великодушно разрешил ему «вздохнуть».
– Сейчас ты мне не мешаешь, вот когда стрельба начнется, тогда – да, придется к стеночке, – сказал он и поднял «куксдог» на полную высоту.
Развернув машину джойстиком, Бекет направил ее на штурм крутого склона.
– Не упадем? – испуганно спросил Тревис.
– Не беспокойся, робот хорошо сбалансирован, и у него два механических гироскопа.
– А-а-а, – протянул Тревис.
«Куксдог» легко преодолел подъем и двинулся в лес, искусно маневрируя между высоких деревьев.
– Дорогу показать? – спросил Тревис.
– Не нужно, он ее с прошлого раза запомнил.
– А-а-а, – снова кивнул Тревис и принялся осматривать раскачивающуюся кабину, в прошлый раз ему было не до этого.
– Какие красивые женщины! Кто их рисовал? – спросил Тревис и, потянувшись к журнальным фото, едва не сдвинул джойстик.