Во флигеле было тихо. Вдруг что-то загремело на кухне, и сердце Элизабет пропустило удар. «Второй убийца уже здесь? Мак может быть в беде!» Она бросилась на звук.
В каком-то смысле Мак и правда был в беде: у его ног валялись осколки большого стеклянного блюда, еда разлетелась по всему полу.
– Мак!
– Ты уже встала? – недовольно нахмурился он, чтобы скрыть смущение.
– А ты не рад?
– Я собирался приготовить тебе поесть, но вот не заладилось.
Элизабет с удивлением заметила, что он покраснел. На плите что-то кипело в кастрюле, из хлебопечки шел волшебный запах, и желудок не замедлил ей сообщить, что уже не помнит, когда в последний раз видел пищу.
– Сейчас я согласна на любое меню!
– Домашний хлеб и суп – не великая роскошь, но в главном доме можно раздобыть что-нибудь посущественнее…
Пока он говорил, Элизабет уже отщипнула корочку от буханки, и нежное, хорошо пропеченное тесто растаяло у нее на языке.
– Объедение!
Мак хмыкнул и поставил на стол кастрюлю с супом. Девушка набросилась на еду, не заботясь о своих манерах. Она уплетала вкусное варево быстро и жадно, а доев и отправив в рот последний кусок хлеба, с благодарностью взглянула на Мака:
– У тебя, оказывается, много скрытых талантов!
Он откупорил бутылку и разлил по бокалам вино.
– О большинстве моих талантов тебе лучше не знать.
– Но я хочу знать все твои секреты!
– Ладно, но при условии, что ты поделишься своими.
Элизабет задумчиво заправила за ухо прядь волос.
– Хорошо. Я отвечу на любой твой вопрос.
Это была честная сделка. Она многие годы ни с кем не откровенничала и сейчас даже обрадовалась возможности излить душу.
– Ты был спецназовцем, верно?
Мак помрачнел и отпил вина.
– Первый оперативный отряд специального назначения «Дельта», – отрапортовал он. – Я завербовался в армию, когда был совсем молод. И всегда мечтал служить в «Дельте».
– Ты боролся с террористами?
– Не только. Мы освобождали заложников и участвовали в боевых операциях. – Он покрутил в пальцах бокал. – Что ты хочешь знать, Элизабет? Приходилось ли мне убивать? Да. Находил ли я в этом удовольствие? Нет. Я убивал, только когда не было выбора. Когда от этого зависела жизнь моих соратников.
– Я знаю, что других причин у тебя и быть не могло… А почему ты стал спецназовцем?
– Не знаю. Может, я просто адреналиновый наркоман. По крайней мере, многие так думают. Меня считают самым опасным из Макгуайров. Говорят, таких, как я, нужно обходить стороной, особенно после заката.
– Так говорят обо всех братьях Макгуайр. Но тебя называют… бешеным.
Мак улыбнулся:
– Поэтому ты меня боишься?
Элизабет срочно понадобилось сделать глоток вина.
– С чего ты взял, что я тебя боюсь?
В точности наоборот: она страстно желала его и боролась с искушением изо всех сил.
– Ты остановила меня в прошлый раз.
– Сейчас я этого не сделала бы.
– Сейчас, – он очень осторожно поставил бокал на стол, – я уже и сам не смог бы остановиться. В Остине я так спешил к тебе… Думал, что найду тебя мертвой…
– А я… Знаешь, о чем я подумала, когда свет в доме погас и в темноте раздался голос убийцы? – Элизабет отвела взгляд. – Я старалась жить правильно, держать чувства в узде, избегать любых волнений – и вдруг поняла, что я и не жила вовсе. И вот когда стало ясно, что прямо сейчас я могу умереть… я подумала о тебе и о том, что сделала глупость, остановив тебя тогда. Нам нельзя было останавливаться, потому что мы… – Элизабет вскинула голову.
Мак уже вскочил. Обогнув стол, он подхватил ее, рывком поставил на ноги, впился горячими губами в ее рот, и она ответила на поцелуй с той же неистовой страстью. Больше никаких правил, никакого контроля над чувствами, никаких мыслей о прошлом и будущем. Важно только то, что происходит здесь и сейчас. Важно быть с Маком, обнять его и не отпускать. Переступить грань – вместе с ним.
Она думала, что Мак отнесет ее в спальню, но он сразу принялся раздевать ее. Не отрываясь от губ девушки, нащупал пуговицу – шорты упали к ее ногам. Одна жесткая ладонь легла ей на поясницу, вторая скользнула по животу, и сильные пальцы проникли под шелковую ткань трусиков. На Маке были только джинсы с низкой талией, которые не могли скрыть его эрекцию. Он посадил Элизабет на край стола, она обхватила его ногами, откинула голову, выгнувшись в его объятиях, закрыла глаза, и Мак начал целовать ее шею, касаясь языком шелковистой кожи. Внутренней стороной бедер Элизабет чувствовала грубую ткань его джинсов, обострявшую ощущения до предела.
– Хочу видеть тебя голой, – прошептал Мак и сорвал с нее футболку.
Элизабет, открыв глаза, заглянула в его лицо. Бешеный! Это слово так подходило к нему. И все его жаркое неистовство принадлежало ей, безраздельно, без остатка! Он уже ласкал ее грудь, сжимая пальцами соски.
– Ты восхитительна…
Дальше он действовал ртом, и она задохнулась от жаркой волны, прокатившейся по всему телу.
– Корица, обожаю корицу…
Элизабет не поняла, о чем он говорит, но ей было все равно. Она стиснула его бедрами, крепче прижимая к себе; ей хотелось, чтобы им завладело то же безумие.
– Элизабет…
Теперь она целовала его шею – так же, как делал он, – скользя по ней губами, касаясь языком, нежно прикусывая кожу. На мускулистой груди под ее ладонями бугрились старые шрамы. Она поглаживала их кончиками пальцев, а потом проводила по ним губами, и у него перехватывало дыхание от этих поцелуев. Она расстегнула пуговицу на его джинсах, осторожно потянула застежку молнии вниз…
– Элизабет, – глухо простонал Мак, – ты сводишь меня с ума.
Он снова начал ее целовать – страстно, жадно, обжигающе. Снова скользнул рукой между ее бедер, принялся ласкать и поглаживать, заставляя трепетать всем телом, наливаться желанием. Она схватилась обеими руками за столешницу, сбив бокал с вином.
– Мак!.. – Это был призыв. Они оба ждали слишком долго, слишком долго сдерживались.
– Ты так прекрасна… – Его рука задвигалась быстрее, а в следующий миг он проник в нее пальцами.
Элизабет, задыхаясь, потянулась губами к его рту. Рука не останавливалась, и она чувствовала, как в теле напрягается каждая мышца, чтобы в следующий миг взорваться наслаждением.
Элизабет застонала, выгнувшись и закрыв глаза.
– Детка, мы только начали, – прошептал Мак.
Он продолжал ее ласкать. Теперь тело обрело невероятную чувствительность и отзывалось на каждое прикосновение сладкой дрожью.