Германское адмиралтейство уже дало приказ командующему Средиземноморской эскадрой контр-адмиралу Вильгельму Сушону (чья французская фамилия выдавала его гугенотское происхождение) направить корабли в турецкие воды. На встрече с послом Германии и главой военной миссии Лиманом фон Сандерсом, состоявшейся в Стамбуле 1 августа, еще до заключения оборонительного союза с Германией, Энвер-паша сам попросил об отправке немецких военных кораблей в османские воды. Это позволило бы османам компенсировать потерю дредноутов, реквизированных Британией ранее в тот же день, и обеспечить баланс военно-морских сил с Россией на Черном море. Посол Вангенгейм заручился согласием Берлина в надежде на то, что немецкие корабли позволят втянуть Турцию в войну и открыть новый фронт с Россией.
И вот, спустя всего несколько дней, немецкие корабли на всех парах мчались к турецким водам. Немцы знали, что британские и французские суда вооружены гораздо лучше, чем их крейсеры, и, кроме того, у «Гёбена» были проблемы с работой котла. Столкновение с врагом в открытом море сулило немецким кораблям верную гибель. Кроме того, канцлер Теобальд фон Бетман-Гольвег был убежден, что присутствие немецких военных кораблей в турецких водах «лишит османов возможности сохранять нейтралитет». Неизбежный кризис вынудит Порту искать поддержки в тайном союзе с Германией, который требовал от османов предпринять немедленные действия либо против России на востоке, либо против Великобритании в Египте. В любом случае немецкие корабли в турецких водах будут способствовать открытию нового фронта против Антанты и изменению баланса сил в пользу Германии
[63].
Но османы сумели обратить сложную ситуацию, в которой оказалась немецкая средиземноморская эскадра, себе на пользу. Хотя Энвер первым попросил о направлении немецких кораблей в османские воды, он сделал это по собственной инициативе, не имея на то полномочий правительства, поэтому поначалу Порта отказалась дать убежище приближающимся кораблям. Шестого августа среди ночи посол Вангенгейм встретился с премьер-министром Саидом Халимом, который, в конце концов, пошел на уступки и изложил условия, на которых османы позволят «Гёбену» и «Бреслау» войти в свои проливы. Саид Халим-паша настоял на том, чтобы немецкие корабли воздерживались от любых действий, которые могли бы поставить под угрозу османский нейтралитет в расширяющемся европейском конфликте. Затем он изложил шесть требований к Германии, которые представляли собой первое заявление о целях Османской империи в Первой мировой войне.
Прежде всего Саид Халим потребовал от Германии помочь Османской империи в отмене старых двусторонних договоров, обеспечивавших торговые привилегии и фактически полную неприкосновенность европейцам, живущим и работающим в османских землях. Османы даровали эти привилегии на пике своей силы более слабым европейским государствам, чтобы облегчить торговые отношения. Самые ранние привилегии были пожалованы итальянским городам-государствам еще в XIV столетии и распространились на Великобританию и Францию в XVI веке. Но в XX веке, когда Османская империя стала гораздо слабее своих европейских соседей, эти договоры превратились в неравные и во многих отношениях ставили под угрозу османский суверенитет. Османы надеялись воспользоваться большой европейской войной, чтобы избавиться от них, и хотели поддержки Германии в этой односторонней «инициативе», которая, как они знали, вызовет возмущение у государств Европы.
Два из поставленных Халимом условия касались недавних османских потерь в Балканских войнах. Во-первых, прежде чем начинать военные действия против Антанты, османы хотели заручиться соглашениями с Румынией и Болгарией, чтобы гарантировать, что балканские соседи не будут угрожать османской Фракии или Стамбулу. Великий визирь попросил германского содействия в заключении «совершенно необходимых договоренностей с Румынией и Болгарией», а также «справедливого соглашения с Болгарией» для равноправного раздела «возможных трофеев». Во-вторых, если Греция вступит в войну на стороне Антанты и будет побеждена, Германия должна добиться возвращения трех островов в Эгейском море — Хиоса, Митилини (Лесбоса) и Лемноса — под османский суверенитет.
Османское правительство также преследовало цель территориальных приобретений за счет России. В случае победы над Антантой Порта хотела, чтобы Германия «гарантировала Турции небольшую корректировку ее восточной границы», что обеспечило бы ей «непосредственный контакт с мусульманами России». Османы хотели вернуть три провинции, отошедшие к России в 1878 году. Также они потребовали, чтобы Германия не заключала никаких мирных соглашений с побежденными европейскими державами до тех пор, пока все османские территории, оккупированные в ходе войны, не будут освобождены от иностранных войск и возвращены под османский суверенитет — что, по сути, было подтверждением территориальных гарантий, определенных германо-турецким союзным договором. Наконец, Саид Халим попросил немецкого посла гарантировать, что Турция получит «соответствующую военную контрибуцию» за свои усилия
[64].
У посла Германии не было иного выбора, кроме как немедленно согласиться на все условия великого визиря. Была середина ночи, немецкие корабли приближались к османским водам, и к тому же бо́льшая часть условий вступала в силу только в том случае, если османы внесут свой вклад в победу Германии. Однако тем самым Вангенгейм создал прецедент, позволив более слабому османскому партнеру добиться важных уступок от своего немецкого союзника — эта практика будет продолжаться до конца войны.
Днем 10 августа немецкие корабли появились у турецкого побережья. Энвер-паша телеграфировал командующему османскими фортами в Дарданеллах приказ впустить «Гёбен» и «Бреслау» в пролив. На следующее утро к ним был направлен турецкий торпедный катер, чтобы провести корабли через заминированные воды к безопасному месту якорной стоянки в проливе. Но не успели немецкие корабли войти в Дарданеллы, как британский и французский послы явились к великому визирю, чтобы заявить протест против присутствия немецких кораблей в османских территориальных водах, что они приравнивали к нарушению османского нейтралитета.
Вечером 11 августа младотурецкий триумвират собрался за ужином в доме великого визиря. Только Энвер знал о драматических событиях, развернувшихся в Дарданеллах. «У нас родился сын!» — воскликнул он с загадочной улыбкой, приведя в замешательство своих соратников. Энвер, который по ряду причин был самым ярым сторонником союза с Германией, приветствовал прибытие немецких кораблей с таким же энтузиазмом, как если бы это было рождение сына. Проинформировав своих товарищей о прибытии «Гёбена» и «Бреслау», он также сообщил о политических проблемах, которые это влекло за собой. По законам войны османское правительство, чтобы сохранить нейтралитет, должно было или потребовать у немецких кораблей покинуть османские воды в течение 24 часов, или разоружить и задержать их в османскому порту
[65].