Я промолчал.
– Мать каждое воскресенье водит вас в церковь?
– В часовне раз в месяц проходит служба.
– И твоя мать ходит?
– Нас водит Нэнни, – ответил я, недоумевая: зачем я говорю ей правду?
– Очень рада, что твоя дорогая мамочка не лицемерит, – сообщила кузина Эдит. – Признаюсь, я осуждаю лицемерие. Тебе нравится мистер Драммонд?
– Мне он нравится гораздо больше, чем нравился мистер Макгоуан, – заявил я, не сдержавшись. – И если вы уже закончили оскорблять мою мать, то, может быть, покинете наш дом?
– Нед! Как грубо!
Я сказал то, чего не следовало говорить. С моей стороны это было глупо – я играл ей на руку.
– И невежливо! – воскликнула кузина Эдит. – Хуже, чем уличный мальчишка!
Я вышел.
Две недели спустя, вскоре после поездки кузины Эдит в Суррей, мой отец через своих адвокатов сообщил матери, что предпринимает шаги в Канцлерском суде с целью изъятия детей из-под ее опеки и отзыва документа о передаче мне Кашельмары.
Глава 3
1
– Ничего у него не получится! – горячился Драммонд. – Передача Кашельмары Неду оформлена юридически безупречно. И как пьяница может требовать опеки над детьми?
– Он не требует опеки для себя, – возразила мама; под глазами у нее появились тени. – Патрик хочет, чтобы суд назначил им опекунов.
– Они никогда не смогут доказать, что ты плохая мать своим детям!
– Но прелюбодеяние… – прошептала мама, и я, к своему ужасу, увидел, что она плачет. – Эдит будет давать показания… Я знала, она приехала, только чтобы шпионить.
– Да, и она узнала, что я здесь не живу и ни одной ночи не провел под этой крышей!
– Но слуги… Горничная, которую я уволила, потому что она всюду совала свой нос, – она сразу же отправилась к Эдит. Уверена, Эдит только поэтому и явилась.
Она так разрыдалась, что и говорить больше не могла.
– Мама, – я был так огорчен, едва ли понимал, что говорю, – папа и раньше угрожал тебе, но это так ничем и не кончилось. Пожалуйста, не плачь. Прошу тебя.
– Он никогда не даст мне жить спокойно, – стенала она. – Пока жив, не даст мне ни минуты покоя.
– Дорогая, знаешь, все не так плохо, как может показаться. – Драммонд склонился над ней. – Неужели ты не веришь, что я, как всегда, не найду выхода?
– Вряд ли осталось много способов, – бормотала она. – Я потеряю детей, а если он выкинет нас из Кашельмары, то я потеряю тебя.
– Сара…
– Не будет никаких денег, – проговорила она, рыдая, – и я стану слишком тяжелой обузой для тебя. Я уже не молода. Ты меня оставишь.
Он встряхнул ее за плечи:
– Я тебя никогда не оставлю. Понимаешь? Никогда! Сколько еще раз повторять?
– Но у нас нет денег.
– Заработаю. А пока мы остаемся здесь.
– Но если Патрик отзовет передачу Кашельмары…
– Это одна болтовня. Он только и делает, что говорит, и ему наверняка не удастся отозвать документ о переуступке имения!
– Он может сказать, что плохо себя чувствовал в то время… был не в себе, что его обманом, шантажом вынудили подписать этот документ… Ах, Максвелл, он может придумать тысячу аргументов, и мистер Ратбон очень опытный юрист!
– В мире много опытных юристов, и мы наймем всех остальных.
Он обнял ее, и когда я увидел выражение ее лица, то отвернулся и невидящим взглядом уставился в окно. Наступила тишина, и я знал, что он целует ее. Видел их отражения в оконном стекле, и, хотя я посылал им мысленный сигнал прекратить, они словно забыли о моем присутствии.
Мое смущение стало невыносимым. Я, не глядя на них, пробормотал:
– Я мог бы поехать к нему и упросить оставить все как есть. Может быть, он меня послушает и проявит щедрость.
Отраженные в стекле фигуры разделились. Голос моей матери прозвучал горько:
– Теперь твой отец не будет щедрым. Дело зашло слишком далеко. Он даже не поверит нам, если мы пообещаем позволить тебе съездить к нему.
– Нам нужен юридический совет, – заявил Драммонд, и на следующий день мама уехала в Дублин, чтобы проконсультироваться с юристами.
Решили, что ей лучше ехать одной. Если бы Драммонд сопровождал ее, это породило бы новую волну слухов, а она хотела произвести на юристов лучшее впечатление.
Два дня спустя приехала моя тетушка Маделин и сообщила, что кузина Эдит не только вернулась в Клонах-корт, но и привезла с собой моего отца.
2
Отец сразу же хотел ехать в Кашельмару и забрать детей, но тетушка Маделин убедила его дождаться, пока она не поговорит с моей матерью.
– Но мать уехала в Дублин проконсультироваться с адвокатами, – объяснил я. – И не знаю, когда вернется.
Мы сидели в маленькой столовой внизу. Херувимы на фарфоровых часах пробили одиннадцать раз, а за окном на некошеный газон падал дождь.
– Хорошо, что твоей матери сейчас нет, – заявила тетя Маделин, удивив меня. – Будь она здесь – тут же упала бы в обморок, а это лишь усложнило бы ситуацию. Так, я посоветую вашей Нэнни – миссис Грей, кажется, – чтобы она увезла вас всех в Солтхилл на несколько дней. Морской воздух в это время года очень полезен детям.
Я уставился на нее:
– Вы хотите сказать… я не понимаю… вы не думаете, что папа должен нас увидеть?
– Нет, конечно! Прежде всего он не имеет ни малейшего права приезжать сюда и похищать вас, прямо нарушая постановление суда. И, кроме того, он опять пьет, и если бы сейчас стал вашим опекуном, это было бы совершенно неприемлемо. Ситуация коренным образом изменилась по сравнению с началом года, когда он не пил и просил о встрече с вами по-человечески. Безусловно, в нынешней тяжелой ситуации виновата исключительно Эдит. Твои дяди категорически возражали против поездки отца в Ирландию, но Эдит давила на него, и, когда Патрик принял решение, его уже никто не мог остановить. Лучшее, что сейчас можно сделать, – отвезти детей в какое-нибудь тайное место, а потом поговорить с Патриком, убедить его. Он должен понять, что его идея похитить детей просто не сработает. Если хочет добиться опеки над детьми, то это следует делать через суд.
– Но, тетя Маделин… вы ведь считаете, что мы и дальше должны жить с мамой? Я не против повидать отца, но…
– Конечно, вы не обязаны жить с ним постоянно. Для начала он должен бросить пьянствовать, а потом уже можно будет о чем-то говорить. Что касается твоей матери, то я даже не знаю, что сказать. Я не могу одобрить ее связь с этим человеком, и, думаю, очень плохо, что вы ежедневно сталкиваетесь с этим. Джон не имеет значения – он всегда будет слишком мал, чтобы понять, – но это скандальный пример для маленьких девочек, и кто знает, какое это влияние окажет на вас. Можно только молиться – что я и делаю каждый день, – чтобы ваши моральные устои не были уничтожены.