Всеобщая история чувств - читать онлайн книгу. Автор: Диана Акерман cтр.№ 24

Крохотная полуторакилограммовая вселенная по имени Джеффри, которую я глажу долгими нежными движениями, молча скривила ротик и так же быстро вернула лицу прежнее выражение. В других инкубаторах, стоявших в палате, шевелились другие жизни, и другие волонтеры просовывали сквозь окошки руки, чтобы младенцы начинали ощущать мир. Главная медсестра-исследователь, проходящая магистратуру по неонатологии, проводила сенсорный тест Бразелтона с крошечным мальчиком, который уже проявил реакцию на треск ярко-красной погремушки. Подняв младенца, она мягко повернулась с ним на руках, и его взгляд, как и следовало, обратился по направлению вращения, а затем снова стал несфокусированным. Потом она десять секунд звонила в маленький колокольчик сначала по одну, а потом по другую сторону от младенца, и повторила это четыре раза. Этакая сцена в буддийском духе. В соседней колыбельке лежит недоношенный младенец, у которого проверяют слух; на голове у него наушники, отчего он похож на телеграфиста. Прежде, ухаживая за недоношенными, их старались тревожить как можно меньше, но теперь выявилось так много красноречивых доказательств пользы прикосновений, что во многих больницах активно практикуют новую методику. «Вы обнимали вашего ребенка сегодня?» – спрашивает наклейка на автомобиле. Как выяснилось, этот вопрос – совсем не шутка. Прикосновения нужны не меньше, чем солнечный свет.

Что такое осязание?

Осязание – самое непосредственное из всех чувств. Если в ваше плечо всадил когти саблезубый тигр, на это нужно реагировать немедленно. Каждое возникшее тактильное ощущение или изменение ощущения (например, когда нежное прикосновение сменяется укусом) пробуждает в мозгу бурную активность. Каждое продолжительное слабое тактильное ощущение переходит в разряд фоновых. Прикасаясь к чему-нибудь сознательно – к любимому человеку, или к радиаторной решетке автомобиля, или к языку пингвина, – мы приводим в действие сложную сеть рецепторов. Мы заставляем их возбуждаться под действием ощущения, затем прерываем возбуждение и предоставляем им новое ощущение. Мозг читает возбуждение и его отсутствие, как азбуку Морзе, и отмечает: гладкое, шершавое, холодное.

Осязательные рецепторы могут отключиться просто от скуки. Если надеть тяжелый свитер, сразу почувствуешь его текстуру, вес и прикосновение к коже, но через некоторое время практически перестаешь его чувствовать. Непрерывное неизменное давление поначалу активирует осязательные рецепторы и регистрируется, а потом рецепторы прекращают работать. Поэтому ни шерстяной свитер, ни наручные часы, ни ожерелье не вызывают неприятных ощущений; разве что станет очень жарко или ожерелье порвется. Если же происходят какие-то изменения, рецепторы включаются, и человек настораживается. Результаты исследований позволяют предположить, что, хотя выявлено четыре основных типа рецепторов, существует и много других, обеспечивающих широкий спектр реакций. Ведь что ни говори, палитра ощущений далеко не ограничивается холодом, теплом, болью и нажимом. Многие осязательные рецепторы в сочетании друг с другом производят неприятные ощущения. Попробуйте вспомнить все разновидности боли, все раздражения, царапины, все текстуры того, что облизывают, гладят, хлопают, ласкают, теребят, потирают, все уколы, ушибы, удары, поцелуи, объятия. Перед тем как забраться на гимнастические брусья, мы натираем ладони магнезией. Летним днем, когда температура воздуха равна температуре тела, ныряем в ледяную воду сельского пруда. Ощущаем чуть заметное прикосновение пчелы-галикта, деликатно слизывающей капли влаги со щиколотки. Вслепую хватаем желе на тарелке во время вступительного обряда в клубе. Вытаскиваем ногу из грязи. Влажный песок застревает между пальцами. Сминаем пальцами «ангельский» бисквитный торт. Целое море сопоставимых с оргазмом ощущений – удовлетворения, озноба, боли и облегчения, – которые испытываешь, когда чешешь спину ^[32]. Несколько лет назад, на животноводческой ферме в сезон отела, я помогала пастухам ухаживать за животными. Если мы видели беременную корову, кто-то должен был запустить руку ей во влагалище и выяснить, в каком она состоянии. Мне неизменно говорили: «Ты женщина, ты и займись», – имея в виду, что я должна инстинктивно понимать, что и как происходит у другого существа женского пола, даже если его внутреннее устройство лишь отдаленно сходно с моим и расположено горизонтально. «Ищи два больших булыжника прямо над горкой», – доброжелательно посоветовал мне однажды пастух-испанец. Если запустить по плечо руку в корову, чувствуешь, как ее там жарко сжимает, но я никогда не забуду изумленного восхищения, которое испытала в первый раз, когда медленно вынимала руку и чувствовала, как мускулы, один за другим, напрягались и расслаблялись, как будто я пожимала руки толпе людей, выстроившихся в ряд. Не это ли ощущение испытываешь, когда рождаешься? Еще ученые выяснили, что бо́льшая часть нервных рецепторов, за что бы они ни отвечали, должна реагировать на давление. Очень долго господствовало мнение, что у каждого ощущения есть собственный рецептор, имеющий свой выход в мозг, но из новейших данных следует, что, видимо, поле нейронов человеческого тела реагирует на любые ощущения согласно электрическим кодам. Боль заставляет нервы испускать нерегулярные сигналы через столь же нерегулярные интервалы. Рисунок зуда быстр и ритмичен. Жар отдается резким крещендо по мере нагревания области. Легкий нажим вызывает всплеск возбуждения, которое тут же гаснет, а более сильный просто приводит к взрыву активности.

Судя по всему, вскоре осязательный рецептор «адаптируется» к стимулу и прекращает реагировать. Это замечательно, в ином случае можно было бы сойти с ума от касания тонкого свитера к коже прохладным летним вечером или впасть в ярость берсерка из-за непрекращающегося легкого ветерка. Утомление не касается глубинных пачиниевых телец, тактильных телец Руффини и телец Гольджи ^[33], поставляющих информацию о внутреннем состоянии нашего организма, поскольку, если они зазеваются, человек может рухнуть на ходу. А вот другие рецепторы, столь бдительные поначалу, жаждущие новизны, через некоторое время испускают электрический эквивалент восклицания: «О, как же надоело!» – и впадают в дремоту, позволяя нам мириться с жизнью. Пусть мы, как правило, осознаем свое существование, но о его физиологической составляющей вспоминаем нечасто, иначе нас измочалило бы ураганом ощущений.

Некоторые виды прикосновений одновременно раздражают и доставляют удовольствие. Щекотка может являться сочетанием сигналов, скажем нажима и боли. Влажность – температуры и нажима. Но без осязания (как случается, когда, например, зубной врач сделал нам укол новокаина или неудобно вывернутая рука или нога затекла из-за недостатка кровоснабжения) мы чувствуем себя неловко и неприятно. Представьте себе, насколько страшно было бы утратить осязание насовсем. Утрата осязания может быть частичной: человек лишается ощущения температуры или болевых ощущений. Когда зубной врач вколол дозу карбокаина, я утратила возможность шевелить челюстью, словно ее заменили глиняным слепком. Я могла чувствовать температуру и нажим – хотя восприятие температуры перевернулось (ледяная вода на вкус оставалась водой, но казалась горячей), – но совершенно не чувствовала боли. При отсутствии мелких болевых ощущений – от царапания, щипка, укола – тело воспринимается как мертвое. Пару лет назад, в Сент-Луисе (Миссури), я собиралась на лекцию в обществе романиста Стэнли Элкина, который давно страдал рассеянным склерозом. Стэнли все еще мог водить машину, и мы решили воспользоваться его автомобилем. Но когда он уже подошел к водительской двери, то вдруг остановился, как показалось, на целую вечность, и принялся рыться в карманах. В конце концов он извлек все их содержимое, выгрузил на капот и увидел ключи. Многие больные рассеянным склерозом не могут, найдя предмет в кармане, определить его на ощупь. Мозг не способен верно распознать форму. Как показывает опыт жизни слепоглухих, можно существовать, полагаясь в основном на осязание. Но, утратив само осязание, мы оказались бы в размытом, омертвленном мире, где можно остаться без ноги и не заметить этого, не знать, что обжег руку, и не понимать, где заканчиваешься ты и где начинается бессмысленно длящийся день.