Мэддокс медленно провел пальцем по позвоночнику девушки. Она, не просыпаясь, что-то пробормотала и еще теснее прижалась к нему. Ее грудь оказалась у него под мышкой, и он ощутил жар. Что за сокровище ему досталось… Мэддокс отправился в лес в поисках чудовища, а нашел там спасение.
Рядом с Эшлин Насилие не был по-настоящему жестоким. Вместо этого дух превратился в нечто прекрасное. Темное, но чувственное. Стал не злым, а горящим желанием; не разрушительным, а властным. Два дня назад Мэддокс и не подумал бы, что такое возможно.
Эшлин, укротительница демонов… Мэддокс тихонько хихикнул, стараясь не разбудить ее. После недавних бесчинств ей следовало отдохнуть. Он уже придумал, как поразить ее, и собирался сделать это чуть позже. Но додумать эту мысль он не успел.
Громко хлопнула дверь, и Мэддокс услышал, как кто-то выругался. По скрипучему баритону он догадался, что вернулся Рейес.
Настроение Мэддокса резко переменилось. Если только что он был расслаблен, то теперь его охватил гнев. «У нас с Рейесом есть незавершенное дело», – подумал он. Он понимал: этого воина нужно предупредить о том, что любая попытка навредить Эшлин приведет к не самым благоприятным для него последствиям. Мэддокс скатился с кровати, а затем остановился, желая удостовериться, что не разбудил свою женщину. Но ее глаза оставались закрытыми, а ресницы отбрасывали тень на розовые щеки.
Мэддокс тихо оделся. Рубашка, штаны, ботинки… Кинжалы. «Она наша, – пронеслось в его голове. – Никто не посмеет навредить ей». Демон жаждал возмездия, и это желание кипело под кожей Мэддокса, в его крови, разжигая пламя, вызывая ожоги, плавя, но мужчина сумел сохранить контроль над собой. «Я зол, – подумал он. – Но я сам решаю, что мне делать». Он был озадачен – возможность решать самому показалась ему чем-то странным, но в то же время чудесным и опьяняющим. «И этим я обязан Эшлин», – решил Мэддокс.
Он оглянулся, чтобы посмотреть на спящую возлюбленную, и вышел из комнаты. По мере того как Мэддокс отдалялся от Эшлин, с каждым шагом дух впадал во все большую ярость. Но все же демону не удавалось взять над человеком верх.
Рейеса Мэддокс нашел в вестибюле, но тот оказался не один. Там были все Владыки, и каждый из них был ранен, покрыт копотью и истекал кровью. Были там и люди, которых он сначала не узнал, а затем, часто заморгав, подумал: «Нет, этого не может быть!»
– Сабин? – удивленно спросил он.
Однако никто не обратил на Мэддокса ни малейшего внимания. Сабин, слава богам, был слишком занят – он снял рубашку и рассматривал глубокую рану в своем боку. Люсьен опирался на… Страйдера. На полу, прижав колени к груди, сидела Камео. Концы ее темных волос были опалены, а кожа на левой половине лица оказалась сильно обожжена. Гидеон и Аман прижались к стене и выглядели так, будто не могут стоять самостоятельно.
Когда Мэддокс увидел этих воинов по прошествии стольких лет, ему показалось, будто кто-то сильно ударил его в живот. «Что они здесь делают? – спрашивал себя он. – Зачем притащились?»
Парис застонал, привлекая к себе внимание Мэддокса. Его предплечье было сломано, причем кость торчала наружу. Аэрон… Мэддокс нахмурился. Аэрон был прикован к перилам и громко ругался. Из его лба ярко красной рекой хлестала кровь.
– Убивать! Я должен убивать, – бормотал он, и его хриплый голос был полон злобы. – Мне нужна их кровь. Кровь…
В жизнь претворялась клятва титанов – Ярость брал над Аэроном верх. «Значит, – понял Мэддокс, – теперь он одержим стремлением убить тех женщин. Неужели он останется прикованным до тех пор, пока мы не придумаем, как спасти их, или пока они не погибнут?» Эти мысли вызвали у Мэддокса ненависть. К титанам – за то, что они довели его друга до такого состояния. К грекам – за то, что те прокляли Владык Преисподней. К охотникам, неумолимо преследовавшим их. Но в основном к себе самому – за то, что в ту ужасную ночь открыл ларец Пандоры.
– Что здесь происходит? – спросил Мэддокс. Само по себе то, что он не напал на всю эту компанию сразу, говорило о тех переменах, которые произошли в нем благодаря Эшлин. – Вы вырвались из одной из наших ловушек на холме?
Некоторые воины подняли на него глаза, но большинство из них его просто проигнорировали.
– Нет, – пробормотал Сабин. – Их мы как раз обошли.
– Бомба, – ответил Рейес, не поднимая глаз.
Он занимался тем, что пытался снять ботинки, практически приварившиеся к его ногам. Но при этом Рейес улыбался.
– Одна из наших? – настойчиво продолжил спрашивать Мэддокс, не доверявший ни слову из уст Сабина.
– Это вряд ли, – ответил Рейес. – Я еще не дошел до того, чтобы подрываться на собственных бомбах. – Он вздохнул, а затем посмотрел на Мэддокса. В его взгляде читалось замешательство. – Почему ты не набрасываешься на меня?
Мэддокс тотчас же выхватил кинжал и, замахнувшись, с силой метнул его в Рейеса, а еще через мгновение второй кинжал полетел в сторону Люсьена. Оба лезвия просвистели над левым плечом воинов и вошли в стену позади них.
– Если опять задумаете что-то подобное, я вас обоих убью. Не сомневайтесь.
Люсьен выглядел спокойным, но даже Мэддокс чувствовал, что этот человек сейчас напоминает тихую поверхность воды, которая вот-вот закипит. Черты его лица были напряжены, будто он был куском льда, готовым расколоться под ударами топора. «Неужели он вот-вот сорвется?» – спросил себя Мэддокс.
– Тебе следует радоваться, что мы не нашли ее, – сказал Люсьен. – Я вот радуюсь. Охотники загнали нас в ловушку, собрали в одном месте и одарили бомбами.
«Бомбы… – подумал Мэддокс. – Значит, и правда началась новая война». Он, плотно сжав челюсти, стал спускаться с лестницы. Перешагивая через прикованного Аэрона, он получил удар в бедро. «Что ж, это лучше, чем получить удар ножом», – предположил он.
– Тогда почему Сабин здесь? – спросил Мэддокс, не удостоив того взглядом. – Это он привел охотников?
– Очевидно, охотники уже были здесь. Сабин следил за ними, а теперь хочет, чтобы мы помогли ему найти Дим-Униак, – ответил Рейес.
Он отбросил свои испорченные ботинки, и Мэддокс увидел, что его голые ступни покрыты влажными пузырями ожогов.
– Прости, что на твою голову свалились наши старые друзья, – произнес Парис, а затем прижал свою сломанную руку к стене и вправил кость. От боли он вздрогнул и побледнел, но затем продолжил: – Но, когда твои мозги оказываются разбросанными по полу ночного клуба, принимаешь очень странные решения.
Люсьен оперся ладонью о стену и, кривясь от боли, нагнулся, а затем сказал:
– К тому времени, как мы пришли в себя, охотники исчезли, не оставив следа. Мы не знали, не устроили ли они засаду в отеле, где жил Сабин, и решили, что здесь будем в безопасности, ведь Торин следит за всей крепостью.
– Они знали, что делают, и, очевидно, очень долго готовились, – вмешался в разговор Рейес. – Интересно, почему они не прошлись по залу и не поотрезали нам головы, пока мы лежали без сознания.