Горячее молоко - читать онлайн книгу. Автор: Дебора Леви cтр.№ 13

У Розы на левой щеке выступили два красных прыща.

— Известно ли вам, миссис Папастергиадис, что в целях маскировки осьминог способен менять цвет кожи? Как американец, я до сих пор считаю, что пульпо — загадочное существо, маленький monstruo, но моя испанская кровь находит это чудовище вполне симпатичным.

Он занес нож и отсек пупырчатое синюшное щупальце. Правда, есть не стал, а бросил на пол, недвусмысленно приглашая деревенских кошек разделить с ним обед. Те набежали со всех сторон и стали кружить у его ботинок, готовясь вступить в драку за порцию морского чудовища. А Гомес изящным движением отпилил кусочек резиновой тушки и с вожделением положил в рот. Через некоторое время он надумал отдать в кошачьи лапы еще три щупальца.

Мама притихла и подозрительно застыла. Не как дерево, не как лист, не как бревно. Она застыла как труп.

— Мы обсуждали «вай-фай», — продолжил Гомес. — Скажу вам ответ на свою загадку. Я говорю «вии-фии» потому, что это рифмуется с «се ля ви».

У него на штиблетах сидела троица тощих кошек.

По всей видимости, Роза все же дышала, потому что она взъелась на Гомеса. Белки глаз порозовели и припухли.

— Где вы изучали медицину?

— В Университете Джонса Хопкинса ^[4], миссис Папастергиадис. В Балтиморе.

— Он шутит, — громко прошептала Роза.

Насадив на вилку помидор, я не отвечала. И все же меня тревожило, что у мамы то и дело закрывается левый глаз.

Гомес спросил, получила ли она наслаждение от фасолевого супа.

— «Наслаждение» — это сильно сказано. Безвкусная жижица.

— Разве «наслаждение» — это сильное словцо?

— Оно не отражает моего отношения к этому супу.

— Надеюсь, ваш аппетит к наслаждениям вернется, — сказал Гомес.

Своими розовыми глазами Роза уставилась мне в глаза. Я предательски отвела взгляд.

— Миссис Папастергиадис, — заговорил Гомес. — У вас есть враги, которых вам бы хотелось со мной обсудить?

Она тоже откинулась на спинку кресла и вздохнула.

Что есть вздох? Вот еще одна подходящая тема для полевого исследования. Что это: просто длительный, глубокий, шумный вдох и следующий за ним выдох? У Розы вздох получился прочувствованный, но не сдерживаемый. Отчаянный, но не грустный. Вздох перезапускает дыхательную систему; следовательно, мама, наверное, долго задерживала дыхание, а это заставляет предположить, что нервничала она сильнее, чем показывала. Вздох — это эмоциональная реакция на трудную задачу.

Я знала, что мама уже обращалась мыслями к своим врагам: у нее был составлен список. Нет ли в нем меня?

К моему удивлению, отвечала она спокойно, почти дружеским тоном.

— Первыми моими неприятелями были, конечно, родители. Они терпеть не могли иностранцев, и я, естественно, связала свою судьбу с греком.

Гомес улыбнулся синюшными от чернил осьминога губами.

И сделал моей маме знак продолжать.

— Родители отошли в мир иной, держась за добрые темнокожие руки ухаживавших за ними сиделок. Наверное, нехорошо сейчас осуждать. Но тем не менее. В мир иной, мои родители. Напомните мне прислать вам имена больничных сиделок, не отходивших от их смертного одра.

Гомес положил нож и вилку на край блюда.

— Вы рассказываете о государственной системе здравоохранения. Но для себя, как я вижу, делаете выбор в пользу частной медицины?

— Так и есть; мне даже немного совестно. Однако София навела справки о вашей клинике и убедила меня попытать счастья. Мы были в тупике. Правда, Фия?

Я смотрела на лодку, вырастающую посреди площади. Синюю, с желтой полосой во весь борт.

— Итак, вы связали свою судьбу с греком?

— Да, и мы с ним одиннадцать лет ждали, чтобы у нас родился ребенок. В конце концов, нам удалось зачать, а когда нашей дочке исполнилось пять лет, глас Божий приказал Кристосу найти себе в Афинах женщину помоложе.

— Сам я исповедую католическую веру. — Гомес отправил в рот следующий кусочек внеземного осьминога. — К слову сказать, миссис Папастергиадис, «Гомес» произносится с межзубным «с».

— Я уважаю ваши религиозные чувства, мистер Гомес. НЕТ, ОСТАВИМ КАК ЕСТЬ. Когда вы отправитесь на небеса, пусть вас встретит там осьминог, распластанный для вашего желанного обеда на просушку поверх жемчужных врат.

Казалось, он подготовился ко всему, что Роза бросала ему в лицо, и отказался от укоризненного тона первой встречи. Мамины глаза уже не были розовыми, а прыщи на левой щеке уменьшились.

— В общем, я очень долго ждала свое единственное дитя.

Гомес достал из нагрудного кармана свернутый наподобие пуховки шелковый носовой платок и протянул моей матери.

— Бог и выход на прогулку. Не это ли ваши враги?

Роза промокнула глаза.

— Выход на прогулку — нет. Выход из себя — да.

Я с тоской уставилась в пол, усеянный окурками. Хорошо еще, что можно было оставаться немой.

Гомес держался мягко, но настойчиво.

— По поводу личных имен. Тут есть разные тонкости — знаете ли о них вы и Фия? — В его устах «вы и Фия» рифмовалось с «вии-фии». — У меня, например, две фамилии. Первая по отцу — Гомес, вторая по матери — Лукас. Я выбрал для себя сокращенную форму, но официально моя фамилия — Гомес Лукас. Ваша дочь обращается к вам «Роза», хотя официально вы для нее «мама». Наверное, вы испытываете неудобство, да, оттого, что постоянно лавируете между «Роза», «миссис Папастергиадис» и «мама»?

— Вы перешли на какие-то сентиментальности, — сказала Роза, вцепившись в его носовой платок.

У меня пикнул телефон.

Я шепнула Гомесу, что нам пригнали арендованную машину и мне придется выйти из-за стола. Он даже не посмотрел в мою сторону, так как полностью сосредоточился на Розе. Во мне вдруг вспыхнула ревность, как будто меня лишили знаков внимания, которыми, вообще говоря, никогда и не награждали.

Парковка представляла собой покрытый засохшими кустиками квадратный участок, примыкавший к пляжу; со всей деревни туда сносили мусор. В зловонных бачках уже не умещались гнилые сардины, куриные кости и овощные очистки. Проходя сквозь черное облако мух, я остановилась послушать жужжание.

— Зоффи! Давай бегом. Мы тут изжарились.

Крылья маслянистые, с замысловатым рисунком.