Едва я открыл дверь квартиры, раздался телефонный звонок.
Мордехай. Решил узнать, видел ли я сегодняшнюю газету. Вместо ответа я напомнил
ему про мокрую пеленку.
Имен Мордехай никогда не слышал. Я передал ему свой разговор
с Онтарио.
– Мне искренне жаль, Майкл.
– И мне. – Слова застревали в глотке, не хотели выходить.
Я договорился с Мордехаем встретиться позже, опустился на
диван и без единого движения просидел около часа.
Когда оцепенение прошло, спустился на улицу и вытащил из
багажника “лексуса” пакеты с едой и подарками.
* * *
Наверное, любопытство заставило Мордехая явиться в полдень
ко мне в офис. До этого ему не раз приходилось бывать в солидных и крупных
фирмах, но сейчас Грин хотел увидеть место, где упал с разнесенным черепом
Мистер. Я показал ему конференц-зал, кратко упомянув об основных моментах того
памятного дня, затем мы спустились вниз и сели в его машину. Слава Богу,
движение в выходной день было не особо напряженным – на другие машины Мордехай
не обращал внимания.
– Матери Лонти Бертон тридцать восемь. В данное время она
отбывает десятилетний срок за торговлю наркотиками, – сообщил он. – Есть два
брата – тоже за решеткой.
Сама Лонти занималась проституцией и курила крэк. Об отце
ничего не известно.
– Откуда сведения?
– Я разыскал ее бабку. Когда она виделась с Лонти в
последний раз, у той было трое детишек. Зарабатывала на жизнь помогая матери.
Бабка сказала, что порвала с дочерью и внучкой всякие отношения после того, как
они связались с наркотиками.
– В таком случае кто будет их хоронить?
– Те же люди, что хоронили Харди.
– В какую сумму обходятся приличные похороны?
– Как договориться. Хочешь помочь?
– Но кто-то же должен о них позаботиться.
Проезжая по Пенсильвания-авеню мимо внушительного здания
конгресса, за которым виднелся купол Капитолия, я не мог не послать проклятий
по адресу идиотов, ежемесячно бросающих на ветер миллионы долларов, в то время
как тысячи их сограждан не имеют самого убогого пристанища.
Почему четверо детишек должны были умереть на улице, чуть ли
не у стен этих колоссов?
Среди моих соседей по кварталу найдется немало таких,
которые скажут, что беднягам было бы лучше и вовсе не рождаться.
Тела находились в корпусе медицинской экспертизы на
территории центрального окружного госпиталя – в мрачном двухэтажном здании с
коричневыми стенами, где размещался также и морг. Если в течение сорока восьми
часов за ними никто не явится, то после обязательного бальзамирования их уложат
в простые деревянные гробы, отвезут на кладбище у стадиона имени Роберта
Кеннеди и быстренько закопают.
На стоянке Мордехай с трудом нашел свободное место.
– Ты по-прежнему уверен, что хочешь войти?
– Думаю, да.
Зная в отличие от меня дорогу, Грин пошел первым. На
охранника в мешковатой форме, попытавшегося нас задержать, он наорал так, что
мне стало худо. Страж в испуге отшатнулся от стеклянных дверей, где черной
краской было выведено слово “МОРГ”, и Мордехай уверенно переступил порог.
– Мордехай Грин, адвокат семейства Бертон! – с вызовом
рявкнул он сидевшему за столом дежурного молодому человеку.
Пальцы парня проворно забегали по клавиатуре компьютера,
после чего он принялся листать какие-то бумаги.
– Чем, черт побери, вы заняты? – вновь сорвался на крик
Грин.
Впервые подняв на посетителей глаза, дежурный не сразу
осознал, какой значительной фигуре он противостоит.
– Одну минуту, сэр.
– Можно подумать, у них здесь лежат тысячи мертвецов! –
возмущенно повернулся ко мне Мордехай.
Мне вспомнилась история с извинениями. Похоже, основной
метод общения с государственными чиновниками у Мордехая – агрессивная
напористость.
К столу дежурного подошел очень бледный мужчина с не слишком
удачно выкрашенными в черный цвет волосами. На нем были синий лабораторный
халат и ботинки на толстой резиновой подошве. Вяло пожав нам руки, он назвался
Биллом. Где, интересно, администрация находит людей, желающих работать в морге?
Билл распахнул перед нами дверь, мы пошли в основное
хранилище по чистому коридору, здесь было намного прохладнее, чем в приемной.
– Сколько вы их сегодня получили? – Вопрос прозвучал так,
будто Мордехай регулярно наведывался в морг для подсчета трупов.
– Двенадцать. – Билл нажал на дверную ручку.
– Ты в норме? – спросил меня Грин.
– Не знаю.
Металлическая дверь хранилища медленно отворилась.
В холодном воздухе чувствовался резкий запах антисептика.
Выложенный белой плиткой пол, голубоватый свет
флуоресцентных ламп. Следуя за Мордехаем, я опустил голову, стараясь не
смотреть по сторонам, но получалось у меня плохо. Мертвые тела были до ступней
покрыты белыми простынями – в точности как показывают по телевизору. На больших
пальцах висели бирки с номерами.
Мы остановились в углу между длинной каталкой и небольшим
столом.
– Лонти Бертон. – Билл драматическим жестом откинул край
простыни.
Я увидел лицо молодой женщины. Ошибки быть не могло, это
была она, мать Онтарио, лежавшая в рубашке из простой белой ткани. Смерть никак
не исказила ее черты, казалось, она просто спит. Я был не в силах отвести
взгляд.
– Она, – сказал Мордехай, будто знал ее долгие годы, и
выжидательно посмотрел на меня. Я кивнул.
Билл отошел в сторону; у меня перехватило дыхание.
Детишки уместились под одной простыней.
Их уложили по росту, вплотную друг к другу, с одинаково
сложенными на груди руками. Спящие ангелы. Уличные солдатики, так и не успевшие
стать взрослыми.
* * *
Мне захотелось прикоснуться к Онтарио, провести ладонью по
его щеке и попросить прощения. Захотелось разбудить его, привести домой,
накормить. Дать все, чего он только не попросит.
Я шагнул ближе, чтобы всмотреться в его лицо.
– Не прикасайтесь к ним, – предупредил Билл.