Моя малышка - читать онлайн книгу. Автор: Мэри Кубика cтр.№ 59

– Миссис Вуд, я правда не трогала ваше кольцо. Клянусь. У меня его нет.

– Значит, уже продала, – киваю я. – Куда? В ломбард?

В районе Линкольн-Парк есть один. Да, точно. На Кларк-стрит висит вывеска, а под ней табличка: «Покупаем золото». Вспоминаю, как сегодня днем ненадолго прилегла вздремнуть. Должно быть, тогда Уиллоу и украла кольцо. Хотя нет, я ведь повесила его на крючок сегодня вечером, перед тем как выключила свет в спальне, навела порядок на кухне и села работать с ноутбуком. Вернее, делать вид, что работаю.

Нет, в ломбард сбегать Уиллоу бы не успела. «А может, я перепутала?» – растерянно думаю я. Такое часто бывает, когда делаешь что-то постоянно, изо дня в день. Думала, что отнесла кольцо в ванную сегодня, а на самом деле это было вчера. Зато одно знаю точно – взяла его именно Уиллоу.

– Сколько тебе заплатили? – резко спрашиваю я.

Девчонка не отвечает. Повторяю вопрос:

– Сколько тебе дали в ломбарде за папино обручальное кольцо?

Пятьсот долларов? Тысячу? Сунув руку в карман, вожу большим пальцем по гладкой рукоятке швейцарского ножа. Нащупываю острое лезвие. Похоже, порезалась. Как течет кровь, не чувствую, но, должно быть, капля или две уже впитались в карман халата.

Между тем Уиллоу начинает ходить по всей квартире и собирать вещи. Бутылочки, молочную смесь, свои рваные джинсы, кожаные ботинки на шнуровке, зеленое пальто, старый чемодан из кабинета. Потом тащит все это в коридор и кучей сваливает возле двери. С мрачным видом поворачивается ко мне. Картинное отчаяние на ее лице сменилось стоической готовностью покинуть мой гостеприимный кров. Но когда Уиллоу входит в гостиную и наклоняется, собираясь поднять ребенка с пола, не могу не вмешаться. Только через мой труп, думаю я, но вслух говорю совсем другое:

– Ты не сможешь как следует о ней позаботиться. Сама понимаешь. Если бы не я, Руби могла бы умереть от этой инфекции.

Да, если не лечить инфекцию мочевыводящих путей, может начаться заражение крови. Без медицинской помощи дело может закончиться летальным исходом. И я не сгущаю краски – между прочим, так сказала врач в клинике, когда спрашивала, как давно болен ребенок. Когда девочка стала нервной, когда в первый раз поднялась температура?

– Неделю назад. Может, две, – печально, с сожалением в голосе произнесла Уиллоу.

Но я сразу посмеялась над ее искренним ответом и сказала:

– Да что ты! Какие неделю-две? Всего несколько дней.

Можно было представить, что о нас подумает врач. Не лечили ребенка неделями! У младенца столько времени держится температура, а мы и не чешемся! Повернувшись к доктору, выразительно закатываю глаза, призывая ее разделить мои чувства. Говорю: «Никакого чувства времени. Ох уж эти подростки. Что день, что неделя – без разницы».

Врач – похоже, сама мать подростка – понимающе кивает и соглашается.

В последнее время ложь срывается с языка с удивительной легкостью, не требуя никаких усилий. Иногда даже сама начинаю верить в собственную искренность.

– Заберешь девочку, – грожу я, – заявлю на тебя в полицию. Обвиню и в краже, и в жестоком обращении с ребенком. Здесь, со мной, Руби будет лучше.

Пусть Уиллоу подумает о благе дочери.

– Когда встретила тебя на улице, – напоминаю я, – у девочки был сильный жар. Вся попка в волдырях, экзема… Бедного ребенка не мыли неделями, еда у вас почти закончилась. Удивительно, как она воспаление легких не подхватила или от голода не умерла. И вообще… – прибавляю я, потихоньку подбираюсь ближе к Руби. Отлично понимаю, что, если Уиллоу воспротивится, буду драться за малышку. Выхвачу из кармана нож, а потом в случае чего скажу, что это была самооборона.

Но по глазам Уиллоу вижу, что девчонка готова уступить. Силу и оружие в ход пускать не придется. Для нее ребенок лишь бремя, обуза. У нее же ни капли материнских чувств. Это я чувствую острую потребность взять девочку на руки, а когда мне в такой возможности отказано, чувствую себя потерянной. Это я чувствую отчаянное желание быть с ней рядом. Я, но не она.

– Младенец тебе только помешает, – заканчиваю фразу я. Догадываюсь, что Уиллоу от кого-то убегает, прячется. От кого, не знаю. Должно быть, от человека, который поставил ей желтый синяк, будь то мужчина или женщина.

– Вы ведь будете о ней хорошо заботиться? – произносит Уиллоу. Звучит не как вопрос, а как просьба. «Мне надо, чтобы вы хорошо о ней позаботились».

Отвечаю, что да. Лицо мое смягчается. С языка само собой срывается:

– Да-да, конечно. Очень хорошо.

Прямо как ребенок, которому обещают подарить котенка при условии, что он будет как следует за ним ухаживать.

– Но тебя под своей крышей больше не потерплю, – прибавляю уже более жестким тоном. Балансирую между необходимостью заполучить ребенка и выставить Уиллоу за порог. – Воровка нам в доме не нужна.

Девчонка снова порывается возразить:

– Я не…

Перебиваю:

– Просто уходи, и все.

Не желаю больше слушать ложь и оправдания. Почувствовав, что не верю в ее невиновность, Уиллоу, чего доброго, примется жалобить меня рассказами о том, как ей нужны деньги.

Нет, эта девчонка украла папино обручальное кольцо, отнесла в ломбард и продала. И поэтому теперь она должна уйти.

Уиллоу не прощается. Только еще раз спрашивает:

– Значит, позаботитесь? О Руби?

Однако искренней заинтересованности в словах не чувствуется. Уиллоу задает вопрос лишь для порядка – должно быть, думает, что так положено в подобной ситуации. Своеобразный этикет. Перед тем как оставить своего ребенка посторонней женщине, надо убедиться, что он в надежных руках. Однако, глядя на девочку, Уиллоу на секунду замирает, а голубые глаза, кажется, даже наполняются слезами. Крокодиловы слезы, думаю я. Вот лицемерка.

Уиллоу подходит к девочке, гладит по головке и шепчет «до свидания». Потом отворачивается и идет к двери, на ходу вытирая рукавом неискренние слезы.

– Буду любить, как родную дочь, – обещаю вслед Уиллоу и запираю за ней дверь. Смотрю в окно, чтобы убедиться, что девчонка ушла. Уиллоу уныло тащится по улице под холодным апрельским дождем. Потом гляжу на малышку, не в силах отвести глаз от ее пухлых щечек, белых волосиков и сияющей беззубой улыбки. «Моя, – проносится в голове. – Теперь ты моя девочка».

Сама не заметила, как мне исполнилось шестнадцать. Тогда-то и произошли все эти события, за какие-нибудь три недели. Был конец зимы. Не могла дождаться, когда же наступит весна, но снег продолжал сыпаться из мрачных серых туч. Каждый раз, когда отправлялась на прогулку с Мэттью, ужасно мерзла. Спортивной куртки и кед в такую погоду было явно недостаточно. Особенно тяжело было стоять на остановках, дожидаясь автобуса под холодным ветром. Из одежды у меня были только платья и свитера, которые покупал Джозеф, поэтому была вынуждена ходить с голыми ногами.