Букач робким скоком подобралась ко мне поближе, но прыгать на плечо или на руку не осмелилась, без полета вскарабкалась на ветку ближайшего куста и съежилась, и дрожит… Я остро и хорошо чувствую страх ее: она боится одновременно двух противоположных исходов, первый из которых бежать от меня со всех голенастых полуног и невнятных недокрыльев, а второй – придвинутся ко мне поближе, усесться ко мне на плечо, как бы уже на свое законное место.
– Робеешь, Букач?
– Да, о Великий! Боязно без тебя.
– А со мною?
– Тоже боязно.
– Погоди, то ли еще будет. Прыгай ко мне на плечо, я сейчас Ленту перешагну… тебя не отдавая… и попробую учудить одну музыкальную штуку, на которую, кстати говоря, именно ты меня навела. Готова? Оп-па, и перешагнули!..
Ночь ползла по Земле, сквозь город Петербург, с востока на запад, подгоняемая сзади невидимыми лучами невидимого солнца, но пока еще было в достатке этой ночи для помыслов моих и затей.
Глава девятая (продолжение)
Мой разум выдержит все, кроме сумасшествия. А коль скоро так, почему бы мне, в моем новом волшебном качестве, не попытаться наскоком, с лету, ничему не учась, овладеть новым для меня умением, инструментом, к примеру, музыкальным, по типу флейты или свирели? Я ведь давно полугрезил на подобные темы…Только где ее взять, музыкальную штуку-дрюку, чтобы не простая была, а тоже с волшбой, и чтобы я уже умел на ней играть, и чтобы звуки ее действовали на существ, которые, заслышав звуки этой музыки… Будем пробовать.
Я поочередно пошевелил голубоватыми когтями на пальцах левой руки, потом на правой… Классные коготки, Фредди Крюгер отдыхает! Нет никакой разницы между ними, левыми и соответствующими правыми, кроме зеркальной симметрии, или почти нет, или я ее не вижу. Когти с десницы все исчезли, покорные моей мысленной прихоти, а на шуйце остался один, как бы продолжением большого пальца. Я ухватился за него щепотью правой руки – только с третьей ментальной попытки удалось мне почуять под пальцами сопротивление синеватой субстанции – и отломил! И слегка покатал эту синеву, ставшую ощутимо упругой, между ладоней, дабы обломок когтя стал идеально прямым, идеально круглым на срезе и одинаково толстым… вернее, одинаково тонким с обоих концов… Вытянутый моими покатываниями в длину, он вырос примерно до сорока сантиметров, сохраняя прямизну и жесткость, но показался мне слишком тоненьким… Только это уже был не коготь, а ровная тонкая палочка синеватого оттенка, почти спица… Но я хочу серебряную, и пусть будет потолще, примерно с диаметр пальца… указательного.
Я в некоторой затупке: очень уж непросто сформулировать вдруг охватившее меня чувство – вдохновение это, или воодушевление – знаю только, что оно подхватило меня и вознесло над… над… надо мною самим, я вдруг увидел себя ваятелем, способным простым мановением рук превращать фантазии мои – в реальность, в предметы, которые, в свою очередь так же волшебно готовы служить прихотям и замыслам своего творящего.
И стало так, по воле моей: почти бесплотная палочка в руках моих обернулась в серебряную, заметно утолщилась, дополнительно обретя приятную материальную весомость, и уже не сплошная, а полая, она уже трубка, наискось срезанная с одного конца… ступенькою волнистой, как на картинках… ага, теперь вижу: это чтобы мне туда проще дуделось… и шесть отверстий сверху, ближе к губам, а одна снизу, почти у конца трубки.
– И что у меня в итоге получилось? Букач, что у меня в руках? Впрочем, кого я…
– Сиринга, о Великий.
– Что, что? Сиринга – я не слышал такого слова. Что оно обозначает?
– Дудку, о Великий. Ты пожелал, она и сделалась.
– Забавно! Может, я и сыграть на ней сумею? Надобно попробовать, раз уж сотворил. Собственно говоря, именно для этого я ее… Ты хоть знаешь, Букач, на фига она мне сдалась, дудка эта серебряная?
– Нет, о Великий, не знаю. Не гневайся!
– Да, да, йес, регистров и нот в твоем эго не много, дорогая собеседница Букач, не то что семи – трех не наберется, да и голосовой диапазон совсем не широк, а я-то едва не похвалил тебя за эрудицию. Но я не гневаюсь. Тэк-с! Не мешать. Буде что понадобится – сначала переспроси меня, голосом переспроси, вслух или мысленно. Врубилась? Понятно тебе?
– Да, о Великий, – проскрежетала мыслями эрудитка Букач.
Я ухватил дудочку-сирингу пальцами обеих рук – семь отверстий так расположены, что одновременно их и на закрыть… неудобно даже в растопырку, чтобы до крайней дотянуться и до этой, до шестой… И как здесь дудеть?
Минуты три, не меньше, елозил я пальцами и губами по этой серебряной дудке, прежде чем извлек протяжный и ровный звук! Но усилия того стоили: это было чистый, звонкий, высокий голос, то ли рожка, то ли флейты! Очень красивый, очень раскатистый. И весьма жесткий, напоенный громом и молнией, отнюдь не безмятежностью пастушеской свирели. Я дунул еще, а потом еще, уже не боясь менять расположение пальцев на дырочках и направление выдуваемого воздуха из губ моих… Да, да, да, это я извлекал звуки из серебряной сиринги, у меня получалось, и звуки эти очень мне нравились… Но услышь я их со стороны, в ночи, посреди леса – я бы поостерегся туда идти любопытствовать, ибо это были грозные звуки, уж не знаю – музыка они, или не музыка?.. Мелодии в них нет или я ее не вижу, так же и ритм отсутствует, ни спеть, ни сплясать под эту дудку, а вот радоваться… Я радуюсь, завываю на все доступные ноты и радуюсь! Но то – я, самопальный автор с пониженным уровнем самокритики в крови…
– Слышь, Букач! А ведь я знаю, что я делаю! Можешь не отвечать и не трясись! Не съем и не отдам! У меня озарение! Короче говоря, я потревожил эту самую Ленту, отнял у нее силы, ей принадлежащие, и хочу вернуть! Пусть и не много я взял, но я не вор! Но уж и от себя отрывать не стану, лучше я ей марами отдам! И сейчас воскликну, подобно гоголевской панночке из кинофильма Вий: «Ко мне, жевуны! Ко мне, пида…» Э, нет, дорогая Букач, ты меня с толку не сбивай, там как-то иначе звучало, гораздо политкорректнее, без жевунов и обличительного упора на ориентации… Да, там были упыри и вурдалаки. Короче говоря: Ко мне, зар-р-разы!
Я четко усвоил недавнюю информацию из умных книг насчет мар, о том, как с ними обращаться с помощью волшебства, в данном случае моего и дудильного… Жаль, руки заняты, а то я бы достал свой верный смартфон, да поставил бы на запись, сугубо для проверки на реальность… А почему бы и нет, дело-то секундное!?
Сказано – сделано, сунул сирингу под мышку, добыл из кармана трубку… как это бывает в неожиданной спешке забыл вдруг, где искать диктофон и чем его включать… Но где забыл – там и вспомнил, быстро и внезапно. Трубка заряжена более чем наполовину, вполне хватит на две симфонии с концертом… А любопытно – мог бы я ее подзарядить усилием воли?.. Не, не, это потом проверим… Раз, раз, раз… проверка связи, прием!.. блин… чуть сирингу не выронил… Поехали!
Пальцы, губы, легкие работали старательно и быстро, но такое ощущение, что усилия мои почти не сказывались на «музыке» моей: то есть, разумеется, высота и скорость извлекаемых звуков менялись вполне закономерно, здесь зажмешь – потоньше звучит, здесь – погуще, но вот чистота извлекаемых нот оставалась на неизменном уровне, даже если губа дрогнула или палец с дырочки соскочил! Прекрасные звуки, изумительные, разве что несколько беспорядочные! Ух, какой я молодец, оказывается!