– Прохор, остаёшься здесь, – приказал Михаил шёпотом на ухо ратнику. За мной!
Рванул дверь на себя. На столе свеча в подсвечнике горит, давая скудный свет. На полу хозяин с супружницей лежат, во ртах кляпы. А над ними двое склонились, один хозяина шилом тычет в руку. Ещё один сбоку, у стенки, роется в открытом сундуке. Слуга Онуфрий говорил – видел четверых. Михаил пистолет вскинул, выстрелил в грудь тому, кто с шилом был. Для начала надо шокировать разбойников, чтобы испугать, подавить желание сопротивляться. Грохот выстрела в закрытой комнате оглушил. Один из ратников сразу кинулся с саблей на того, что у сундука, ударил его клинком по голове, но плашмя, дабы оглушить. Тут же на пол повалил, сверху уселся. Тот, в которого Михаил стрелял, упал бездыханный. А другой замер. Слишком неожиданным и громким в прямом смысле слова было появление Михаила и ратников.
– Шевельнёшься – башку прострелю, – пригрозил Михаил.
Разряженный пистолет за пояс сунул, взяв в руку готовый к выстрелу. Ратнику приказал:
– Поставь татя на колени и руки ему свяжи.
А сам шагнул вперёд, вытащил тряпку изо рта хозяина.
– Сколько их, чего хотели? Да можешь встать и супружницу поднять.
– Знамо дело – денег хотели. Пытали – где спрятал. Так я им и сказал!
Хозяин вытащил кляп у женщины, помог подняться. Михаил к татю повернулся:
– Сколько вас было?
Тать молчал. Михаил коротко, без размаха ударил стволом пистолета в глаз разбойнику. Тот завопил, задёргался.
– Или отвечаешь, или рядом с ним ляжешь! – показал стволом пистолета на убитого.
– Пятеро! – выдавил разбойник.
Геройствовать тать не стал, наглядный пример рядом, в аршине лежит мёртвый.
– Где ещё двое?
И сразу как ответ – приглушённый женский крик.
– Дочка! – вскричала супруга хозяина.
И рванулась к двери.
– Стой! – схватил её за руку Михаил. А то убьют или возьмут заложницей, прикрываться тобой будут.
– Напротив нашей её светёлка.
Михаил выскочил в коридор. Дверь напротив распахнута настежь. Снизу, с первого этажа, шум, вскрик. Ладно, там ратник есть, не даст уйти никому. Конечно, выстрел сразу насторожил ещё двоих разбойников. Михаил бросился в комнату. На постели девушка в разодранной ночной рубашке, милое личико в слезах.
– Насильничали?
Девушка кивнула, зарыдала навзрыд. Михаил бросился по лестнице вниз. У подножия её лежит разбойник, второй дерётся дубиной с ратником, причём теснит его к двери, явно собираясь вырваться. Михаил выстрелил ему в спину, под левую лопатку. Тать завалился вперёд.
– Двое сверху сбежали, одного я срубил, а второй по руке дубиной ударил, – морщился ратник.
Левая рука у него висела плетью. Михаил глянул на дубину. В аршин длиной, увесистая, да ещё железными гвоздями утыкана. Такой убить – раз плюнуть. Так, двое убитых внизу, один вверху, ещё один в беспамятстве, и один жив. Все пятеро в доме. Михаил поднялся.
– Хозяин, взять чего-нибудь успели? Ты поищи, они за ворот рубахи добычу прячут.
– Не успели, деньги-то у меня…
И осёкся. Один разбойник жив и уши навострил. Михаил к нему.
– Кто атаман шайки?
– Васька-дубина. Он всегда на дело с дубиной ходит.
– Бери своего подельника, во двор тащи.
– Он же сам идти не может, без чувств.
– Ты хочешь, чтобы я его нёс? Бери за ноги и волочи.
Сопровождал татя ратник с саблей на изготовку.
– Как тебя звать-величать? – обратился к хозяину Михаил.
– Колесниковы мы.
– Одевайся и вели Онуфрию лошадь заложить в телегу. С нами поедешь, писарь все показания запишет для суда.
– Изничтожить их всех надо было.
– Экий ты кровожадный, Колесников! Троих мы убили, а двоих для суда оставили. Но ты не переживай, вздёрнут их. И найми охрану, иначе и деньги, и жизнь потеряешь.
Хозяин одеваться стал, супружница его метнулась в светёлку дочери, а Михаил спустился во двор.
– Шайка ваша вся здесь?
– Вся.
– Брешешь, как пёс! Куда награбленные вещи сносили?
Отвернулся тать, молчит.
– Прохор, попроси у Онуфрия топор, сейчас эту гниду на части рубить будем!
Из предметов острых, пригодных для убийства, топор оказывал наиболее сильное психологическое воздействие. Прохор вернулся, держа в руке плотницкий топор.
– А чурбачок не догадался захватить? – укорил его Михаил. На чём рубить будем? Вроде плахи что-то надо.
– Вмиг обернусь, князь.
Прохор сбегал на задний двор, ногой прикатил кусок бревна, который слуги не успели порубить на поленья.
– Отруби ему кисть, – приказал Михаил Прохору. А ты держи татя.
Это он ратнику, который стоял у бесчувственного тела разбойника. Крови на войне ратники видели много, их не испугать. Макар схватил татя за руку, пригнул к чурбаку. Тать понял – не угрожают, руку отрубят, вскричал:
– Всё скажу!
– Тогда руби пальцы, чтобы сговорчивее был.
Прохор и тяпнул топором, четыре пальца от кисти отлетели, только большой остался. Разбойник заорал, из обрубков кровь брызжет.
– Заткнись и говори, я ждать и уговаривать не буду. Мне тебя не жалко, ты мне противен. Сам бы тебе башку дурную отрубил здесь и сейчас, да не княжеское это дело.
– К Варваре относим, в Косине живёт.
Михаил присвистнул. Деревня далеко, за городом, верстах в восьми-десяти.
– Прохор, перетяни ему запястье, пригодится ещё. И обоих грузите на телегу.
На облучок телеги сел Онуфрий, за ним уселся Колесников, на задке телеги уселся тать без пальцев, на саму телегу забросили трупы, а сверху них, поперёк, бесчувственного разбойника. Сначала добрались до отряда. Бесчувственного и трупы зашвырнули, не церемонясь, в холодный сарай. Писарь стал опрашивать Колесникова, как и что произошло.
К раненому на телегу уселись двое ратников, как конвой. Михаил помедлил. Если скупщицу краденого брать, двоих ратников хватит. А если у неё разбойники? Приказал ещё четверым воинам верхами ехать. Оказалось, не зря. Без телеги нельзя, но телега сдерживала ход, и в Косино прибыли к рассвету, когда на востоке начало сереть. Как въехали, Михаил коня обочь телеги притёр.
– Покажи избу, где скупщица живёт, и нишкни. Если орать начнёт, ты ему голову руби.
Это Михаил уже ратнику. В деревне петухи дружно, как по команде, кукарекать стали. Время вторых петухов, пять утра. В деревне одна улица и избы завалящие, с десяток. У одной избы разбойник замычал, боясь открыть рот, показал рукой на избу.