Акулы из стали. Последний поход - читать онлайн книгу. Автор: Эдуард Овечкин cтр.№ 26

Странная категория, придуманная людьми, – свободное время. Для какой вот цели они придумали эту категорию, если все их усилия на получение его в своё распоряжение тут же трансформируются в усилия по придумыванию как бы его быстрее убить?

Я понимаю ещё, если люди, добившись свободы во времени, знаете, зависали бы такие – ну, типа, обновления там загружали какие или прошивку новую скачивали. То есть проводили бы свободное время так, как предполагает его название – ничего не делая, максимум глядя в окошко на клубы тумана или сидя на скамеечке у берега моря, поглощая носом йодированный озон.

Так нет же! Освободившись от дел, они начинают суетиться всем туловищем и метаться из крайности в крайность, сжигаемые острой необходимостью убить своё свободное время. Схватятся за книжку – бросят книжку: нет, не то. Побегут в кино – убегут из кино: фильм-то говно и жалко на него тратить своё драгоценное свободное время. Побегут в ресторан и сидят в нём, уставившись в тарелку: и зачем мы пришли в корейскую кухню, если хотели в индийскую? Вот где эта самая эйфория и зачем? Зачем, спрашивается, я отпрашивался с работы, не пошёл на учёбу и не стал помогать другу таскать диван? И книжка та нормальная была в общем-то, да и кино похуже видали; блин, а уже и спать скоро пора! Ну почему, почему и за что у меня так мало свободного времени? Мне бы его побольше, уж тогда бы я… ух! А что «ух» – всегда за скобками. Вот посмотрели бы на львов, например. Вот у тех всегда всё в скобках, никаких пустяшных терзаний. Ну не жалуется лев львице, что он ужасно устал на работе и вообще у него кружится голова от отсутствия свободного времени и вечной занятости. Потому что он просто знает, что жизнь его проходит с одинаковой скоростью независимо от того, занят он или свободен.

А ещё у льва нет зияющих пустот внутри, которые начинают требовать заполнить себя немедленно и тянут, тянут в себя всё вокруг, пока мозг ничем не занят или занят тем, чем вовсе и не обязательно сейчас заниматься. И отчего, скажите мне, после всего этого им (людям, конечно, а не львам) не живётся спокойно в своём занятом времени, раз толку от свободного всё равно получить не умеют?

В этом разрезе больше всего повезло военным – вот они насчет свободного времени не парятся вообще. Нет у них свободного времени потому что.

– А есть ли у тебя планы на вечер, мой зелёный друх? – спросил Борисыч, покручивая пуговицу на моей шинели.

– А есть.

– И это странно, хочу заметить, ведь я тебе их ещё не доводил!

– Борисыч. Мы даже на службе в одинаковых должностях находимся, а уж вне её…

– А как же принцип «сам погибай, а товарища выручай»?

– А ты у меня один товарищ, да?

– А хулиже, как говорят французы, и нет. Было бы странно предположить, что у такого типка, как ты, их может быть двое. Опять же, даже если и да, но кто тебя кормит от сосцев своих флотской мудростью всласть? Андрей Борисович тебя кормит! А как помочь ему надо, так вот оно как выходит.

– Так ты бы с этого и начал, и отпусти мою пуговицу, пока не оторвал: я же не убегаю!

– Ну, сейчас не убегаешь, а как скажу, что делать надо, то, глядишь, и дунешь во всю прыть. Хлипкий нынче лейтенант пошёл и пугливый, что твоя лань.

– Так что?

– В девятнадцать ноль-ноль жду. Будешь помогать!

– Помогать что?

– Не что, а кому. Помогать мне. Остальное уже детали! И не вздумай! Ларису натравлю!

Жена Борисыча, Лариса, была родом из кубанского казачьего клана, и если браться её описывать, то самым подходящим эпитетом выйдет слово «очень»: очень крупная, очень красивая и очень добрая. Борисыч, как и любой порядочный питерский интеллигент, жену боялся, а чтоб не бояться в одиночку (что само по себе пугает), пытался заставить её бояться и остальных, рассказывая о её суровом нраве, непреклонной воле и тяжёлой руке. Семьи военнослужащих – это вообще практический чистый матриархат в отдельно взятых ячейках общества, в целом, безусловно, склонного к господству мужчин. Вот почему, вы думаете, жёны военнослужащих не участвуют в борьбе за равноправие женщин? А вот именно поэтому: если ты царица, то на кой хер тебе равноправие? И образ жизни их мужей вполне способствует образованию такого социального перекоса: мужья привыкли подчиняться на автомате и не придавая этому значения, редко бывают дома и с радостью перекладывают все обязанности, включая управление, на жён, меняя все эти прелести на право управления пультом от телевизора и неограниченный доступ к холодильнику.

– А, пришёл, – обрадовался Борисыч, – ну проходи, раздевайся!

– Да я, пожалуй, только куртку сниму и ботинки.

– Бодришься? Молодец! Бодрость тебе сейчас пригодится!

– Что? Лейтенанта пригнал? Трус! Привет, Эдик! – из кухни на секунду выглянула Лариса в богатом халате с маками везде и бигудями под косынкой.

– Да что происходит-то?

– Антресоль разбирать будем! – торжественно произнёс Борисыч.

– А что за дрожь такая по всем каналам? Тоже мне.

– Вот ты дурак от своей молодости, ну вот как есть дурак. Это же – антресоль! Я вообще не знаю, что там происходит! В квартиру въехали – там уже что-то было, а я потом пять лет туда пихал всё ненужное! Представляешь, сколько там всего ненужного и в каком оно состоянии от долгой ненужности!

– Нет.

– Вот и я – нет. А неизвестность что? Правильно: заставляет звать на помощь худого лейтенанта! Я-то туда не влезу, я крупный самец, да и ребёнок у меня, сам понимаешь: рисковать мне не с руки.

– А чего вдруг приспичило, через пять лет-то?

– Ну как. Хозяин же я или где?

– Во прибалтывает! – крикнула с кухни Лариса. – Прямо вспомнила, чего за него замуж пошла!

– Так, тут слишком много ушей на квадратный метр площади, пошли в ванную – руки помоешь, а я те правду расскажу.

– Понимаешь, – продолжил Борисыч уже в ванной под шум воды, – приспичило тут одной царице полюбоваться на свою фотографию из восьмого класса средней школы, когда она была худой, как тростинка, и красивой. И где эта фотография – никто не знает, всю квартиру перерыли. Везла, говорит, её с собой, хоть ты тресни! Ну как везла, если нет нигде? Методом исключения получается, что на антресоли, я с краю-то всё выгреб, а дальше не влезаю уже – у меня ж антресоль, как у нормального куркуля, в полкоридора! Ну пошли, хороняка, хватит мыло моё мусолить!

Борисыч перекрестил меня и вздохнул.

– Я всё слышала! – крикнула Лариса с кухни.

– Ведьма, говорил я тебе! – прошептал Борисыч.

– Нет, просто в школе физику учила, а не за девками волочилась, как некоторые тут! Знаю, как звуковые волны распространяются!

– Ну как есть ведьма!

Мы притащили стол-книжку, и я нырнул в Неизвестное. В Неизвестном был сумрак, сушь и пахло отнюдь не петрикором. Самый одинокий в мире паук, привлечённый неожиданным движением воздуха и худой, как мумия самого себя, с удивлением вылупил на меня глаза, но, поняв, что такую тушу ему не съесть, обречённо вздохнул и уполз обратно в темноту. Вот почему, интересно, такая мягкая и невесомая паутина так сильно раздражает, когда липнет на лицо?