Маневрировали мы не очень долго – в центральный пришёл командир:
– Что-то мне спится тревожно! Приснилось, что мы усиленно куда-то маневрируем!
– Так точно, Сан Сеич, – да! В смысле нет! В том смысле, что да, мы маневрируем, и нет, не приснилось! – доложил старпом, торжественный, как струна «ми» (которая шестая, а не первая) на гитаре. – Производим слежение за парой китов-касаток!
– С целью, позвольте поинтересоваться?
– С целью отработки слаженности действий третьей боевой смены в подводном положении! Ну и так… интересно же!
– Что за киты? Фаддей Фаддеич с Ниной Петровной?
– Как? – Старпом сбился на «соль». – Вы тоже в курсе?
– Странный ты, Серёга, честное слово! Вот же роспись моя в трюмном журнале – я имена их утверждал!
– А он в увольнительной был трое суток, тащ командир! – вставил свои три копейки Антоныч. – На побывку ездил молодой моряк!
– Пиздец! – и старпом взялся за голову, глубоко погрузив пальцы в шевелюру. – Дожил на старости лет! В родном экипаже! Товарищ командир, прошу вас выдать мне пистолет с одним патроном, похлопать меня по плечу и сказать строгим голосом: «Вы знаете, что нужно делать, офицер!»
– Ага, и месяц в две смены вахту нести с бэушным старпомом? Вот уж дудки вам, товарищ офицер, а не пистолет! Будьте добры нести свой позор, как подобает российскому офицеру! С видом, как будто ничего и не случилось! Александр, – это уже секретчику на вахтенном журнале, – пожалуйста, будь добр, скажи мне, что ты не писал в вахтенный журнал, что мы следим за китами!
– Никак нет, товарищ командир! «Начали отработку противолодочного манёвра. Хода и курсы переменные»!
– Фух, отлегло.
– Это я! Это я, тащ командир, приказал так записать! – встрепенулся старпом. – Да? Ну ладно, подумаю тогда про пистолет с патроном, раз ты!
– Спасибо, тащ командир! Вы прямо как отец родной! Ну такой чуткий, такой чуткий!
– Ну дык! Иди спать, раз всё равно меня разбудил, я тут поброжу уже.
– Не, я тогда ЖБП лучше попишу!
– Серёга, я сказал спать – значит спать!
– Тащ командир, ну киты же, ну это… зря я вас отцом называл, что ли?
Командир вздохнул и ушёл в штурманскую рубку. Ну мы там дальше противолодочные манёвры повыполняли и, когда киты долго лежали на одном курсе, начали уже вверх-вниз маневрировать, потому что старпому же скучно стало просто так в телевизор смотреть за вяло развивающимся сюжетом.
– Рекомендую курс восемьдесят! – прокаркал штурман. – По текущему курсу банка Лазарева, расстояние десять кабельтовых!
– Боцман! Лево руля на курс восемьдесят! Правая турбина вперёд шестьдесят, левая вперёд сорок! Бли-и-ин, ну бли-и-ин, ну жалко-то как, да, Антоныч? Китов же потеряем!
– Да, Сей Саныч, ничего жальче в жизни не испытывал! Работает правая вперёд шестьдесят, левая вперёд сорок! Может, им из ДУКа тефтелек жахнем без мешков, так сказать, в презент, а то с ужина их два лагуна осталось!
– Дурак ты, что ли, Антоныч? Потравим же нафиг всю флору тут и фауну! Ладно, я спать тогда, раз такое огорчение с китами!
– На румбе восемьдесят!
– Обе турбины вперёд сорок! Держать восемьдесят! Тащ командир, так я пошёл спать-то тогда!
– Давай-давай!
Когда старпом ускакал, а командир задремал в своём кресле, Антоныч послал меня к штурману узнать, что там за банка такая по курсу была. Ну для общего развития, мало ли придётся штурманить в этих водах.
– Ага, – сказал Слава, – была какая-то.
– Что, прямо банка?
– Ну типа того.
– Прям десять кабельтовых?
– Ну.
– Прям по курсу?
– Не то что прямо, скорее, если вниз грести, а не вперёд. Впереди-то от трёх до пяти километров, хоть заныряйся!
– Прям Лазарева?
– Да нет, конечно, командир сказал пиздануть что-нибудь, чтоб от китов уйти и старпома спать отправить!
– Мудро!
– А то! Мы, штурмана, такие!
– Какие такие? Я про командира сейчас. Такие они. Такее не бывает!
– Так. Немедленно покинуть секретную рубку! Ходют тут всякие! Палубу потом за ними не отмоешь!
– Не очень-то и хотелось!
– Ну и всё!
– Ну и всё!
– Старпома развели, – докладываю Антонычу шёпотом, – нет там никакой банки!
– Опять обманули?! – радуется Антоныч.
– Старпому – ни слова! – бубнит командир. (Как он всё слышит-то?)
– Чай, не ботфортом консоме хлебаем, тащ командир! – обижается Антоныч.
– Да? Ну вы-то понятно, трюмные – белая кость. А я вот всё время ботфортом норовлю!
– Это тёмное ракетное прошлое даёт о себе знать, не иначе!
– Не иначе, да. Хорошо, не штурманское хоть.
– Это да. Штурманское-то неизлечимо!
– Я всё слышу! – кричит Слава из рубки, ему там скучно, и дверь он держит открытой.
– Как будто это кому-то интересно – слышишь ты или нет!
Я же, как нормальный мальчик, всю жизнь мечтаю быть пиратом, хрен с ним, хотя бы космическим, раз уж двадцать первый век, а машину времени всё никак не изобретут! Пират же – романтика в самой высшей степени её проявления из всех доступных человечеству плюс возможность не ходить на работу к восьми или вообще являться на работу, налакавшись рома и орать там дурным голосом «Йо-хо-хо!!!». И это не считая мелких бонусов в виде эфеса от сабли вместо многомесячных ухаживаний и предварительных ласк, а также возможности умереть молодым, не страдая от старости и не мучая окружающих. И нет, я ещё не заблудился в своём повествовании, я вот к чему веду: с середины девяностых годов, мечтая о славной пиратской судьбе или просто читая книжки про пиратов, я всегда представляю себе образ пирата в виде советского военно-морского офицера Сергея Александровича – маленького, сухонького, но неутомимого, как трактор, и с чертовскими искрами в глазах. Вот уж где был бы Чёрная Борода (только без бороды) – матёрые испанские галеонщики писались бы в брюки, едва завидев на горизонте его флаг с начертанным на нём девизом: «Где ваш суточный план, блядь?! Не надо хлопать на меня глазами – у меня пилотку сдувает! Нет плана – считай, продал Родину, сука!»
Помню, первый раз гало в море увидел – самой луны видно не было из-за горизонта, а только дуга, абсолютно ровная и ярко-белая. И мы гребём прямо в неё. А в форточку на мостике не особо видать – нет широкого угла обзора, головой не покрутить в разные стороны и отсюда восторгов меньше.
– Сей Саныч, прошу разрешения подняться на мостик!
– Давай! Только не кури тут! Так стой!